А дядечка в ответ не менее вежливо: «Хорошо. Сколько стоит проезд со скоростью сто двадцать семь километров в час на вашем участке?» Достаёт «лопатник» поперёк себя толще, молча расплачивается, принципиально квитанцию не берёт… и на глазах у изумленных гаишников уносится дальше. Примерно с такой же скоростью… Они даже про меня забыли. Просто документы вернули – и: «Счастливой дороги». Вот так, Серёженька. Вот такое, блин, времечко…
Рассуждая, она тем не менее заметила, что позади иномарки, метеором нёсшейся в левом ряду, образовался своеобразный вакуум, и не преминула занять «жизненное пространство».
– Анекдот есть, – отозвался Сергей. – Грузина кто-то обидел, он ругается, грозит: «Да я его, хачапури! [24] Да я ему, хачапури…» Его спрашивают: чего это ты всё хачапури упоминаешь? А он в ответ: «Вы, русские, „блин“ через слово, а я чем хуже?..»
Дорога плавно повернула налево, вновь открывая взгляду казённое строение лахтинского КПП. И вот тут ребята увидели «пейзаж, достойный кисти Айвазовского»: всё в том же левом ряду скособочился на дороге «Мерседес-280» цвета мокрый асфальт и в трёх шагах – отброшенная ударом отечественная «девятка». Она казалась неестественно сгорбленной. Кто в кого въехал, на беглый взгляд определить было трудно. Хотя, учитывая предыдущие подвиги «Мерседеса»…
Самое же занятное, что оба автомобиля оказались почти одинаковой масти. Смятый бок «девятки» тоже отливал тёмно-серым. Подле машины, придерживаясь рукой, стоял водитель. Рослый пожилой дядька, отчётливо смахивающий на мудрого академика Лихачёва. Свободной рукой он всё вытирал рот и поглядывал на тыльную сторону кисти – течёт кровь или нет. Прямо против него замер около «Мерседеса» здоровенный амбал с блестящей золотой цепью на шее. Было похоже, он начал безотлагательно «предъявлять» оппоненту, и только вмешательство водителей, выскочивших из проезжавших мимо машин, вынудило его прервать выяснение отношений.
Кто-то из автомобилистов уже спешил к деду, чтобы заботливо поддержать его под руку:
– Как вы?..
«Академик Лихачёв» сплюнул (действительно кровью) и невнятно ответил. Быстрый взгляд, брошенный им на верзилу, на самом деле содержал в себе приговор, но это ещё надо было суметь разглядеть, а таких знатоков поблизости не нашлось. Взгляд – дело тонкое. Это не пудовые кулаки, сжатые для немедленного удара – «а ну, подойди!», не поза, подразумевающая чёрный пояс по каратэ…
– Ну и шкаф, – шёпотом оценил Сергей габариты амбала. Сам он когда-то в детстве довольно наплакался из-за невысокого роста. Потом, правда, выяснилось, что такое телосложение имеет свои преимущества… но некая глубинная зависть всё же осталась.
Аня между тем притормозила и ушла в правый ряд, объезжая участников аварии. Но тут второй пассажир «Мерина», вёрткий, несильного сложения парень, бросился чуть не под колёса «Тойоты», широко распахивая руки: остановитесь, мол, будьте добры!..
Аня молча съехала на обочину.
Парень схватился за стойку двери, и на пальце ярко блеснул перстень с бриллиантовой крошкой. Его владелец бесцеремонно сунул голову в открытое окно «Тойоты», отчего в машине густо запахло терпким дорогим парфюмом:
– Видала, как он под нас?.. – сразу на «ты» начал он и, не дожидаясь ответа, продолжал как о решённом: – Будешь свидетелем. Двести баксов. Мы этого деда… Думает, раз «Мерседес», тут-то он нас на бабки опустит?..
– Не, друг, – серьёзно ответила Аня. – Не буду я свидетелем. Я же не видела ничего.
– Говорю, двести баксов, – в голосе парня появились нотки угрозы. – Зенки-то протри, умная! Пока кто не помог!..
Сергей ёрзнул на сиденье, закипая и намереваясь ответить, но Аня опередила его, проговорив всё так же спокойно:
– Я в другом ряду ехала. За автобусом. Так что ничем помочь не могу. Да у тебя и так полная ментовка свидетелей. – Аня кивнула в сторону КПП и включила передачу. – Извини…
– Ну, коза!..
Парень вытащил голову из окна, неразборчиво добавил нечто матерное и пошёл к «Мерседесу», доставая из кармана «трубу».
– Сам козёл, – прошипела Аня вполголоса.
Парень то ли услышал, то ли догадался: обернулся и зло, исподлобья посмотрел на «Тойоту». Вот так начинаются неприятности. «Срисуют» номера, а потом…
Аня отпустила сцепление, и машина сорвалась с места.
– Жлобьё! Хозяева жизни!.. Двести баксов, да засуньте вы их!.. – Проезжая мимо КПП, она нарочно притормозила, чтобы крикнуть инспектору: – Товарищ старшина, там две машины столкнулись! Пострадавших пока вроде нет, но могут образоваться!..
– Вижу, вижу. – Старшина смотрел вдаль, туда, где просматривался «Мерседес». Должно быть, работал он не первый год, поскольку поинтересовался: – Вас-то не обидели?..
Красный автомобильчик припарковался перед «Юбилейным» в половине четвертого.
– Пошли перекусим, – предложила Аня. Завтракали они давно, и в животах не на шутку урчало.
– Пошли, – поддержал Серёжа. И загорелся: – А давай виповское заведение проверим? Имеем право?
– Имеем, – не очень уверенно протянула она. – Только как-то мы не очень солидно с тобой… джинсы, футболки… Помнишь – «Так я имею право?» – «Конечно». – «Так я могу?..» – «Ни в коем случае!»
Сергей нацепил свой бэйдж и гордо выпятил грудь:
– Настоящий миллионер, он и в плавках миллионер…
Они оставили машину в тени под деревьями, поближе к служебному входу – чтобы вечером, когда начнётся столпотворение, выехать без проблем. Омоновец, стоявший возле двери, сперва покосился на шедших к нему парня и девушку, но Сергеев пропуск и Анина карточка «Оргкомитет» сработали безотказно. Страж порядка перестал коситься и вежливо распахнул дверь.
Народу во дворце сейчас было, пожалуй, даже поболее, чем накануне. Аня опять здоровалась направо и налево, но никто не утаскивал её от Сергея и не донимал разговорами. Все куда-то бежали, чем-то были заняты и озабочены. Царила деловая предстартовая обстановка.
Ребята подошли к наглухо закрытой двери, на которой висела табличка, вырезанная из ватмана: «Ресторан». Чуть ниже виднелась другая, не такая броская табличка: «VIP». Перед дверью, почти по стойке смирно, стоял затянутый во всё чёрное метрдотель. У него была внешность скорее охранника, нежели распорядителя человеческих удовольствий.
Он и уставился на них точно как давешний омоновец – с подозрением. И так же, как он, заметил на груди у Серёжи заветный четырёхугольничек – и гостеприимно распахнул дверь:
– Прошу вас…
Хотя определённые сомнения у него явно остались.
Комната, куда ребята попали, была очень просторной. Её заливал приятный желтоватый свет, сразу создававший некий уют. Ни одного стула здесь не было, зато всю противоположную – и притом довольно длинную – стену занимал стол, уставленный «а ля фуршет» различными яствами. Тут тебе и красная (а также белая) рыбка, и сыр с колбасой десяти видов, и всевозможные салаты, и подогреваемые контейнеры, где плавают в горячем соусе крохотные сосиски… Рядом – «орудия труда»: тарелки, вилки, ножи. Ничего бумажно-пластмассового, одноразового, всюду сталь и благородный фарфор!.. И целый стол с пизанским нагромождением подносов, а на них – различной формы рюмки, бокалы, фужеры, массивные гранёные стаканы. На любой вкус и для любого напитка! Эти самые напитки виднелись чуть дальше, за рюмочной баррикадой, – ещё один стол, томившийся в ожидании посетителей, чуть не трещал под тяжестью бутылок различной формы и высоты. Цветовая гамма жидкостей свела бы с ума если не Рубенса, то Петрова-Водкина – уж точно…