— Слышали дуру? Я и Семен? На черта он мне сдался? Дундук!
— Сама ты дундучиха! — надулась Катя. — Нормальный мужик! В хороших руках, при нужном уходе и руководстве лучше многих станет. И не бил он чашек.
— А то я не видела? — возмутилась Олеся. — На моих глазах нажал, и все!
— Одну! — согласилась Катя. — А вторая цела! Стоит в комнате у покойника!
Олеся опустила голову.
— Дружочка своего выгораживаешь? Чего чашке в спальне делать? Ей в шкафу место!
— И че я скажу гостье, которая наверх после ужина компот поволокла? — зачастила Катя. — «Стой, верни назад, потому что Олеська хочет, чтоб чашка на кухне была?»
— Стоп, бабы, — приказал Иван, — слушайте меня внимательно и отвечайте исключительно на вопросы, не уходя в сторону. Компот подавали на стол несколько раз?
— Да, — прозвучало хором.
— После первого употребления посуда слегка посинела? — продолжал Ваня.
— Какая разница? — не выдержала я. — Есть дела поважнее!
Иван сделал вид, что не слышит моего замечания.
— Так что, я прав? Сначала появился небольшой налет, а затем проступила явная синева?
— Ну да, — нехотя признала Катя.
— Где вы держите средство для мытья посуды? — поинтересовался Ваня.
— На столике, — хмыкнула Катя.
— Неси его сюда, — распорядился Иван.
— Зачем? — заморгала горничная.
— Давай не спорь, — нахмурился парень.
Когда Катерина подала ему картонный пакет, Иван схватил его и стал читать текст на упаковке:
— Порошок для посудомоечных машин. Состав: фосфаты, сода, силикаты, полимеры, энзимы, ингибиторы коррозии, красители, отбеливатель на основе кислорода, о… вот она! Кислота!
— Сплошная химия! — схватилась за голову Олеся.
— А ты не знала? — фыркнула Катя. — По мне, так лучше детским мыльцем пользоваться.
— Спасибо, — кивнул Иван, — не ругайте друг друга, посуда посинела не по вашей вине. Компот ни при чем, хотя, полагаю, он здесь основная часть.
— Чего? — разинула рот Катя.
— Ты не заболел? — озадаченно спросила я.
— Нет, — спокойно ответил Ваня, — просто все понял. Всякая глупость идет на пользу!
Я встала на цыпочки и пощупала лоб Ивана. Парень заговаривается. То он заявляет, что «компот ни при чем, хотя, полагаю, он основная часть», а потом поет оду глупости.
— В спальне Кузьмы Сергеевича осталась одна чашка? — уворачиваясь от моей руки, поинтересовался Иван. — Можете ее принести?
Олеся перекрестилась.
— Я повариха, в номерах порядок наводит Катя.
— Не пойду, там дух покойного бродит, — заканючила горничная, — он в комнате сорок дней проведет. Боюсь!
Ваня взъерошил волосы.
— Ладно, без вас разберемся.
Олеся и Катя юркнули в кухню, а я уставилась на Ваню. Тот поманил меня пальцем, отвел в пустую гостиную и сказал:
— На первом курсе на летних каникулах я нанялся в один НИИ лаборантом. Платили немного, но это лучше, чем ничего, и работка оказалась простой. В основном мне велели мыть пробирки и всякую утварь. В лаборатории тестировали импортные препараты, исследовали их перед тем, как выбросить на российский рынок. Как-нибудь на досуге расскажу, что это за бизнес, я за два месяца кучу интересного узнал, но сейчас речь о другом. Знаешь, что посуда бывает фаянсовая и фарфоровая?
— Ну да, — кивнула я, — первая недорогая, вторая по цене кусается.
— А чем они еще отличаются? — прищурился Иван.
— Элитные изделия тонкие, через них свет можно увидеть, а простые толстые, — ответила я.
— Вот-вот, — кивнул Иван, — еще посуду иногда не покрывают глазурью, и дешевизна такого товара становится призрачной. На фарфор потратишься, зато всю жизнь им пользуешься, и ничего. А фаянс темнеет от чая, кофе, сока. Мелкие частички жидкости проникают в пористую структуру посуды, да так в ней и остаются. Отмыть налет невозможно. Иногда хлебнешь из такой кружечки минералку, а она кофе на вкус отдает.
— Спасибо за лекцию, — сказала я, — ты заслужил почетное звание доктора тарелочных наук. Сейчас нарисую диплом!
Ваня сдул со лба упавшую челку.
— В лаборатории, где я подвизался, начальник был жучара. Воровал все! Выделили ему деньги на новые склянки, фарфоровые, он купил фаянсовые, а разницу в свой карман положил!
— Ну и что? — пожала я плечами.
Ваня кашлянул.
— Один раз я пиалы мыл, в них какие-то таблетки давили. Тру себе, тру, а потом в непонятках: посинела посуда! Стою над ней и думаю: чего я не так сделал? Подходит ко мне сотрудник, Федор Грынкин, и ну ругаться: «Сволочь! Мерзавец! Опять нахимичил!» Я испугался и залепетал: «Простите, ничего плохого я не хотел». Федор меня успокоил: «Да ты ни при чем. Завлаб жадная ворюга! Мы сейчас работаем с препаратом кормон [8] . Начальник-идиот приобрел недавно фаянс, кормон проникает в поры посуды и там остается. Кислота, что содержится практически во всех моющих средствах, делает следы лекарства сначала чуть серыми, а потом голубыми. Если доза кормона большая, стенки совсем посинеют, ну как от черники. Сэкономил, подлец! С фарфором это не произойдет».
Иван посмотрел на меня:
— Понимаешь?
— Нет, — честно ответила я.
Ваня пояснил:
— Кормон не простой медикамент. О нем долго спорили. С одной стороны, он отлично помогает при псориазе, у больных кожа прямо на глазах очищается. С другой — имеет массу противопоказаний. Если кормон даже один раз примет здоровый человек, он через короткое время начнет испытывать зуд, появится припухлость губ, красные пятна на лице, коже. Обыватели и врачи, не знающие о кормоне, примут эти признаки за аллергию. Как правило, через сутки, если, конечно, препарат не глотать снова, напасть исчезнет. В компот добавили именно это лекарство.
— Зачем? — испугалась я.
— Чтобы вызвать у обитателей «Кошмара» почесуху и кожные высыпания, — ответил Ваня.
— Зачем? — тупо переспросила я.
Иван встал.
— Есть у меня одно предположение. Дикое! Но его надо проверить. Пошли в спальню Кузьмы, хочу взглянуть на ту чашку! Если она посинела, то…
Парень замолчал.
— Что? Говори, — потребовала я.
— Его убили! — выпалил Иван.
— С ума сошел? — подскочила я. — У Кузьмы Сергеевича случилась аллергия, как у всех! Ты пытался его спасти, сделал операцию, но бизнесмен умер. Все видели!