А Эсфирь Самуиловна подняла на него огромные воистину библейские глаза и повторила:
– Так они… поймали его? Гриша обречённо махнул рукой:
– Тётя Фира, на каком свете живём?..
– А чё! В правовом, блин, государстве! – захохотал дядя Саша.
– Конечно, никого не поймали, – наконец-то успокоил жадно слушавшую тётю Фиру Гриша Борисов. – Вы только представьте, сидит человек в ресторане, кого-то из Москвы ждёт, о встрече договорился… Тут вламывается громила и убивает его, а телохранителя тяжело ранит, а потом выходит себе этак спокойненько… И никто его не то что не задерживает, охрана в том числе, а даже и примет каких следует не запоминает…
– Ага, сейчас прямо вам бросились, – презрительно хмыкнула Витя Новомосковских. – Вальке моему вон машину разбили, он их попробовал задержать, так я до сих пор чехлы от кровищи не отстирала. Нет уж! Фиг вам!.. С маслом!..
Её очень тянуло употребить более крепкое слово, но присутствие тёти Фиры заставило сдержаться.
– А приметы запомнишь, в милицию пойдёшь – самого потом придут и зарежут, – тихо добавила Патя Сагитова.
– Из чего завалили-то? – спросил дядя Саша. Он любил иногда проявить эрудицию. – Из «Калашникова» небось? Или из «тульского Токарева»?
– Вот тут самое пикантное… – начал было Гриша и, спохватившись, покосился на тётю Фиру – стоит ли продолжать. Но та слушала прямо-таки с болезненной жадностью, и Гриша продолжил: – Вы себе представляете? Ресторан был какой-то восточный, так палочками для еды!.. Эсфирь Самуиловна, вы у нас медик – это возможно вообще? Они ведь деревянные! Не нож, не вилка там, наконец…
Тётя Фира кивнула и прошептала:
– Возможно. Если очень сильный удар… А про себя сопоставила ржавый гвоздь и деревянные палочки с досками от разломанных ящиков, которыми когда-то орудовали в далёкой отсюда подворотне три юных подонка. Шлыгин, Гнедин… и ещё один, пока что живой. Пока что… О, шма-Исраэль!.. У неё закружилась голова, и она заподозрила, что вряд ли дойдёт до своей комнаты, если вообще встанет со стула. Не говоря уж о том, чтобы кашу на диван относить.
– Ну так вот, – рассказывал Гриша. – Из-за этого уже версии разные пошли. Одни говорят – заказное убийство, только замаскированное. Тем более Гнедин этот двух начальников подряд, говорят, схоронил, оба от болезни…
– Знаем мы такие болезни, – проворчал дядя Саша.
– …А недавно сам к какому-то расследованию приступил, где уж очень большие деньги были замешаны. Вот так. А другие говорят, всё на бытовой почве. Даже вспомнили, что он вроде с женой на днях очень сильно поссорился. Вот она, может быть, и решилась… Или за неё кто…
– Любовник, – высказалась Витя Новомосковских. Патимат осуждающе покачала головой и нахмурилась.
– А что? – неожиданно воинственно заявила Оленька Борисова. – Эти важные начальники дома часто такие!.. Он её, может быть, бил!.. И развод не давал, чтобы имидж не портить! Тут не то что любовника заведёшь, тут в самом деле с зарплаты на киллера будешь откладывать…
– Ну, бабы такие есть, что и в морду сунуть не грех… – вступился за сильный пол дядя Саша.
Оля и Витя немедля повернулись к нему и принялись яростно возражать. Гриша, видя, что разговор съехал в безнадёжно примитивную плоскость, развёл руками – о времена, о нравы!.. – и удалился к себе. В следующем выпуске новостей могут поведать ещё какие-нибудь подробности, которые всё поставят на место.
Тётя Фира осталась сидеть на своём стуле и довольно долгое время не двигалась с места. Вдвоём с Плещеевым они были единственные в Питере люди, доподлинно знавшие, КТО. Плещееву, правда, в отличие от тёти Фиры, оставалось лишь гадать, ПОЧЕМУ. Зато он знал о готовящемся убийстве заранее – и не только не выполнил свой прямой долг по предотвращению преступления, но даже сделал обратное: помог его совершить. Тётя Фира наверняка пожалела бы шефа «Эгиды» и пришла бы к выводу, что ей всё-таки легче.
Сначала ей казалось, что она так и просидит здесь, в кухне, целую ночь, потому что не соберётся с силами встать. Потом задела локтем завёрнутый чугунок, и новое беспокойство отодвинуло все прочие горести: каша-то!.. Остывает!.. Этого никак нельзя было допустить. Эсфирь Самуиловна поднялась на ноги, взяла чугунок и пошла в свою комнату. Чувствовала она себя так, как будто ей исполнилось не семьдесят семь лет, а все девяносто девять.
Ночью она, естественно, не спала. Даже не ложилась в постель. Прислушивалась ко всем шорохам и даже несколько раз выходила в коридор – караулить, возле входной двери. Минула половина третьего, памятная ей по прошлому разу, но никто так и не появился. Эсфирь Самуиловна выключила в комнате свет и стала смотреть в окно, благо огромный стеклянный полукруг выходил на Кирочную. Увы, в окно была видна в основном дальняя сторона улицы, да и ту мешал как следует разглядеть фонарь, горевший прямо внизу. Тётя Фира пересаживалась со стула на кресло, а с кресла на диван, куталась в плед, замерзала и отогревалась, гуляла по комнате, держа на руках Ваську, и тщетно гнала от себя мысли о том, где мог быть теперь её постоялец.
В современных боевичках про наёмных убийц, несколько штук из которых она тайком прочитала в чисто познавательных целях, описывались ночные клубы, роскошные рестораны, дорогостоящие любовницы… Бог с ними там. Тётя Фира прекратила свои «изыскания» не потому, что её коробило от чисто литературного убожества текстов или выводили из себя зубодробительно-откровенные описания. Садистские и сексуальные сцены она воспринимала с профессиональным спокойствием медика, лишь отмечала про себя неточности и перехлёсты – ну не холодеет в пять минут только что застреленный человек, и тут уж вы как хотите!.. И докторица со «скорой» не падает в обморок при виде пулевого ранения!.. Боевики опротивели ей даже не из-за того, что описанные в этих книгах «типично киллерские» особенности и ухватки не имели никакого отношения к реальному убийце, жившему у неё в доме. Причина, по которой она перестала посещать лоток возле метро, была печальней и проще.
Всех киллеров в финале с мрачной предопределённостью убивали…
Эсфирь Самуиловна отвернулась от окна и тихонько включила музыкальный центр, который Алёша по её просьбе настроил на всякие станции. «Европа плюс» передавала хит сезона – нечто нескончаемое, без мелодии и без ритма. Вместо двух других, обещавших круглосуточные передачи, шипели и трещали помехи. «Эльдорадио» предлагало полуночникам побеседовать в эфире о том, какой брак прочнее – «гражданский» или чин чином оформленный в загсе. Тёте Фире пришла даже дикая мысль позвонить в студию и высказаться по этому поводу, но потом она махнула рукой и снова переключила канал. Из колонок зазвучала песня группы «Сплошь в синяках», которую последнее время с удовольствием стал слушать Алёша.
Словно мёртвого друга,
Хватая его за плечо…
Тётя Фира вздрогнула и торопливо выключила музыкальный комбайн. Неужели Алёшу тоже всё-таки догнали и застрелили, и сейчас он лежит где-то на ледяном пустыре… медленно остывая… и снег уже не тает у него на лице, на ладонях раскинутых рук…