– Контрольная по математике, – безутешно объяснила она «дяде Лёше». И шёпотом, чтобы не услышала тётя Нина, добавила: – Блин.
– Блин, – тоже шёпотом согласился Снегирёв, но про себя вздохнул с облегчением. «Москвич» мог оказаться в состоянии столь непотребном, что как бы «опознание» ка всём серьёзе не превратилось в трагедию.
Ну а так можно будет соврать потом что-нибудь подходящее…
Рекс бродил по квартире подавленный, сердитый и беспокойный. Он даже Снегирёва приветствовал без. обычного энтузиазма. «Что же это творится, Божественный Хозяин? – спрашивали его глаза. – Что же это творится?..» Пёсий рассудок, конечно, не постигал причин происходившего, зато очень хорошо оценивал результаты. У супругов Жуковых был нормальный (читай – невыспавшийся и тревожный) вид людей, вытащенных из-под одеяла на три часа раньше обычного, и притом по достаточно невесёлой причине. С такими, как у них, физиономиями только на похороны собираться. Снегирёв подумал о том, что непоправимые увечья «Москвича» для них и будут почти эквивалентны похоронам. Они тяготели душою к той среде и тем временам, когда автомобиль покупали один раз на всю жизнь и потом много лет холили и лелеяли, и невозможно было относиться к нему просто как к вещи…
– Алёша, вы завтракали? – заботливо спросила Нина. – Вам кофе сварить?..
– Да нет, подробностей никаких, – сказал Жуков, когда «Нива» выкатилась со двора и взяла курс в Волосовский район области, на место последнего дорожного приключения «Москвича». – Сказали, найдена… с серьёзными повреждениями. Это в переводе с милицейского языка на нормальный. Как в оригинале звучало, мне не воспроизвести.
От волнения на него, что часто бывает, напала повышенная болтливость. Он сам это чувствовал и старался помалкивать, но так было ещё хуже. И вдобавок ко всему отчаянно хотелось курить.
– И небось какая-нибудь девушка-диспетчер передала, – кивнул Снегирёв. – Которая там сама не была и не видела.
– Точно, – нервно обрадовался Валерий Александрович.
– И вообще эти «серьёзные повреждения» могут означать что угодно, – продолжал Алексей. – В том числе сущую чепуху.
– Испорченный телефон, – Жуков оттягивал и теребил ремень безопасности. – У них там небось сообщений таких… а слышимость…
– Ага. И на самом деле «серьёзно повреждён» задний бампер. Или крыло…
За оптимистичными разговорами время шло быстро.
Серая «Нива» проворно одолела сорок километров до Гатчины, потом объездную дорогу, которой маленький город, не в пример Питеру, давно уже обзавёлся. Сразу после развязки Снегирёв свернул вправо, на плоховато расчищенное местное шоссе. Когда приходилось разъезжаться со встречными, «Нива» выпрыгивала из колеи, и жёсткая подвеска бескомпромиссно докладывала седокам обо всех ямках и ледяных горбиках, попадавшихся под колёса.
– Интересно, – сказал Валерий Александрович. – Нас с Ниной как-то со встречи одноклассников на «Саабе» домой подвезли, так её за полчаса укачало. На «Москвиче» лучше, если на переднем сиденье… А когда ты их со Стаськой, помнишь?.. Вообще ничего…
– Угу, – сказал Снегирёв. По большей части, если позволяла погода, он держал врезанный в крышу люк приоткрытым. И вот теперь его тренированное обоняние улавливало сочившийся оттуда запах. Очень неприятный. И, вполне возможно, не имевший к несчастному «Москвичу» никакого касательства.
– Это, я думаю, из-за того, что «Сааб», как все они, мягкий до ужаса. Так это плавно раскачивается, вот тебе и морская болезнь. «Москвич» где-то посередине, а в «Ниве», я извиняюсь, не раскачивает, а просто трясёт…
– Ты вот что, – сказал Снегирёв. Валерий Александрович ничего ещё не замечал, но на самом деле запах палёной резины, горелого крашеного железа и выкипевшего аккумулятора делался всё ощутимее. – Касаемо повреждений. Давай-ка, знаешь, настраиваться по худшему варианту. На труп. Чтобы радости было побольше, если там действительно бампер.
– Да я-то… – отозвался Жуков. Он честно старался проявить душевную стойкость. – Я сразу к той мысли стал привыкать, что он всё… с концами, и не найдут… А тут хоть в каком-то виде…
Как и предвидел Снегирёв, скоро оказалось, что умозрительно рассуждать об автомобильном трупе – это одно, а увидеть соответствующий натюрморт своими глазами – совсем другое. Местность в Волосовском районе вообще-то не слишком пересечённая, но пологие возвышенности имеют место и здесь, и к тому же дорога петляет между полями и участками леса, а на открытых местах обсажена разросшимися кустами – против снежных заносов. Мелькнул мимо названный в милицейском сообщении километровый столбик, «Нива» проскочила подступивший к самой дороге лесок, одоле ла подъём и…
– Господи, – простонал Жуков, а Снегирёв покачал головой и стал притормаживать.
Через поле, уносимый прочь от шоссе сырым юго-западным ветром, тянулся редеющий шлейф жирного чёрного дыма. Покоившийся в канаве автомобиль никто не пытался тушить, но всё, что могло в нём гореть, уже догорало. Однажды прямо под жуковскими окнами подобное несчастье произошло с «Запорожцем», хорошо хоть люди успели вовремя выскочить. Вспыхнувший автомобиль заливали пеной две команды пожарных, но пламя рвалось наружу, точно из жерла вулкана. Сгоревший дотла «Запорожец» и пенные сугробы во весь проспект даже показывали по телевизору, а Стаська, видевшая всё от начала и до конца из окна, позже созналась, что более страшного зрелища не припомнит. Жуковы – если выставить за скобки давнюю поездку в морг к телу Киры – не припомнили тоже.
Однако в тот раз горел совершенно посторонний, неведомо чей «Запорожец». Который, конечно, было жалко, но примерно той жалостью, которую мы испытываем к чужим мертвецам из хроники новостей. А здесь, в глубокой придорожной канаве, изуродованное, скрученное в три узла безжалостным пламенем, лежало СВОЁ. Не вещь! Живое, а потом злодейски убитое. Родной член семьи…
Снегирёв покосился на Валерия Александровича и понял, что «опознание» благополучно произошло.
На обочине, на безопасном расстоянии от дотлевающих останков, стояла машина ГАИ, и по краю дороги расхаживал сотрудник с полосатым жезлом. Он нетерпеливо помахал Снегирёву: давай-давай, мол, проезжай. Неча попусту пялиться!.. Алексей зарулил за гаишные «Жигули», вылез сам и вытряхнул наружу серого, под цвет автомобильных чехлов, Валерия Александровича.
– Здравствуйте, – тупо сказал Жуков инспектору. Тот – не иначе, по такой вот реакции – сразу определил в нём владельца покойного автомобиля и стал невозмутимо говорить ему что-то, иногда повторяя дважды, поскольку до Валерия Александровича явно не всё доходило с первой попытки. Снегирёв подошёл поближе к кострищу, от которого ещё веяло жаром.
Стаська ему рассказывала о «Запорожце», в котором, слава те, Господи, никто не погиб. О том, что горящие шины даже на несколько сантиметров прожгли под собой асфальт, оставив внятные ямки, и те были видны до следующих дорожных работ. Здесь было то же самое и даже покруче. Снег на несколько шагов кругом растаял и испарился, по периметру виднелась сухая трава, но вблизи земля прогорела. Серовато-голубая эмаль – редкостный по красоте цвет, именуемый «Ладога», – просматривалась сквозь копоть и грязь лишь кое-где в самом низу корпуса и на дверце, отброшенной прочь при взрыве бензина. И было ясно с первого взгляда, что автомобиль отбегал своё. Никакой реанимации ЭТО явно не подлежало…