Регина, удивленная горячностью его извинений, любезно и ласково простила его. Она оставила свое вышивание и подставила ему лицо свое для поцелуя.

– Вы такой милый, когда не горячитесь и бываете благоразумнее. Очень жаль, что вы воспитывались в Америке. Не останетесь ли вы позавтракать?

К счастью для Амелиуса, в эту минуту вошел в комнату слуга и доложил ему:

– Моя госпожа желает видеть вас у себя, прежде чем вы уйдете отсюда.

Это был первый случай, когда мистрис Фарнеби изъявила свое желание через слугу и не появилась сама между влюбленными. Любопытство Регины было несколько возбуждено.

– Странное желание, – сказала, она. – Что бы это значило? Моя тетка выходила сегодня со двора ранее обыкновенного, и я с тех пор не видала ее. Разве она хочет посоветоваться с нами о делах моего дяди?

– Пойду и узнаю, – отвечал Амелиус.

– И останетесь здесь завтракать? – повторила Регина.

– Только не сегодня, моя дорогая.

– Так завтра?

– Да завтра.

С этими словами он ушел. Отворив дверь, он оглянулся и послал ей воздушный поцелуй. Регина подняла голову и прелестно улыбнулась. После этого она снова усердно принялась за вышивание.

Глава XXVI

Дверь в комнату мистрис Фарнеби, находившуюся в нижнем этаже задней части дома, была настежь отворена. Она поджидала Амелиуса.

– Войдите! – закричала она, как только Амелиус появился в сенях. Она втащила его в комнату и захлопнула за ним дверь. Ее лицо горело, глаза дико сверкали.

– Мне нужно кое-что сообщить вам, добрый юноша, – начала она, – сообщить по секрету, чтоб это осталось между мной и вами. – Она вдруг остановилась и взглянула на него со страхом и тревогой. – Что с вами? – спросила она.

Вид комнаты, заявление о секрете, ожидание вторичной интимной беседы подняли в душе Амелиуса воспоминание о первом достопамятном его свидании с мистрис Фарнеби. Жалостные, полные надежды слова матери в разговоре ее о потерянной дочери, казалось, слышались ему в настоящую минуту. «Она, может быть, затерялась в лабиринте Лондона. Вы можете встретить ее завтра или через десять лет. Из тысячи случайностей, может быть, сто счастливых». В его мозгу мелькнула внезапно возможность этой встречи, точно луч света среди мрака, «Не встречал ли я ее?»

– Не обманывайте себя тщетными надеждами! – сказал он горячо. – Обещайте мне это, прежде чем я буду говорить.

Она отрицательно махнула рукой.

– Надежды! – повторила она. – Я покончила с надеждами, покончила с беспокойствами, я получила, наконец, известие.

Он был слишком взволнован, чтоб внимать ее словам, все мысли его были поглощены предстоящим открытием. «Две ночи тому назад, – заговорил он, – я бродил по Лондону и встретил…»

Она расхохоталась.

– Продолжайте! – воскликнула она с насмешливой веселостью.

Амелиус остановился испуганный и встревоженный.

– Чему вы смеетесь? – спросил он.

– Продолжайте! – повторила она. – Попытайтесь удивить меня. Кончайте, кого вы встретили?

Амелиус продолжал, подозрительно наблюдая за ней:

– Я встретил на улице бедную девушку…

Она вдруг изменилась при этих словах и посмотрела на него с суровым укором.

– Довольно! – прервала она его. – В продолжении стольких ужасных лет я не ожидала такого жалкого конца. – Ее лицо вдруг просияло, на нем появились нежность и торжество и сделали ее опять молодой и счастливой. – Амелиус, – продолжала она, – послушайте, что я скажу вам. Сон мой осуществился, моя девочка жива! Она найдена благодаря вам!

Амелиус с тревогой взглянул на нее. Говорила она о том, что действительно случилось, или снова бредила?

Поглощенная своим блаженством, она не обращала внимания на его молчание.

– Я видела женщину, – сказала она, – в это прекрасное, благословенное утро видела я женщину, которой была отдана моя малютка. Негодяйка клялась, что она не виновата. Я старалась простить ее, почти простила ее от радости, которую она пробудила во мне всем рассказанным ей. Я никогда не услышала бы этого, если б вы не читали вашей превосходной лекции. Женщина была в числе ваших слушательниц, она никогда не заговорила бы об этих прошлых днях, никогда не подумала бы обо мне…

При этих словах мистрис Фарнеби вдруг остановилась и отвернулась от Амелиуса. Подождав несколько минут и видя ее все безмолвной и неподвижной, он решился спросить:

– А вас не обманывают? Вы, как помнится, сообщали мне, что вас надували не раз во время розысков.

– Я имею доказательства того, что меня не обманывают, – отвечала мистрис Фарнеби, все еще не оборачивая к нему своего лица. – Один из них указывает мне на недостаток, существующий на ее ноге.

– Один из них? – повторил Амелиус. – Сколько же их?

– Двое. Старая женщина и молодой человек.

– Как их зовут?

– Они еще не сказали мне своих имен.

– А разве это не подозрительно?

– Один из них знает о недостатке на ее ноге, – повторила мистрис Фарнеби.

– Могу я спросить, который из двоих? Старая женщина, как я полагаю?

– Нет, молодой человек.

– Это странно! Видели вы этого молодого человека?

– Нет, я знаю о нем только то, что говорила мне старая женщина. Он писал мне.

– Могу я посмотреть письмо?

– Нет, я не смею его показывать.

Амелиус не задавал больше вопросов. Если б он мог предполагать, что разговор мистрис Фарнеби, когда она поверяла ему свою тайну, был подслушан кем-нибудь через кухонное окно, то он, может быть, вспомнил бы мстительные речи Фебы, заподозрил бы ее и ее любовника. Единственное и весьма естественное заключение вывел он, по несчастью, из всего этого, а именно, что для мистрис Фарнеби Простушка Салли не представляет никакого интереса и что ему не предстоит больше никаких забот по этому делу. Как ни казалось странно таинственное открытие, то обстоятельство, что незнакомец знал физический недостаток ребенка, говорило в его пользу. Амелиус только внутренне удивлялся, каким образом женщина, которой был поручен ребенок, узнала обо всем от другого человека. Если б он знал, что мистрис Соулер «во время оно» брала детей на воспитание и что у нее их было много на руках, то он понял бы, что ей и в голову не приходило внимательно осмотреть хоть одно из несчастных созданий, вверенных ее попечениям. Жервей, прежде чем дал ей свои инструкции, убедился, что она не имеет ни малейшего понятия об уродстве той или другой ее ноги.

Приняв последний ответ мистрис Фарнеби за намек на то, что разговор окончен, Амелиус встал и взялся на шляпу.

– От всего сердца надеюсь и желаю, чтоб такое хорошее начало имело такой же хороший конец, – сказал он. – Если при этом я могу быть на что-нибудь полезен…