Сказав это, Нанина покраснела и покосилась на дверь.
Доктор одобрительно переглянулся с д'Арбино.
— Хорошо, хорошо, мы теперь не будем спорить об этом! — сказал он. — Пока что я запру деньги и маску. Приходите, милая, завтра, как всегда. К этому времени я обдумаю, как нам лучше всего сообщить о вашем открытии графу Фабио. Только будем действовать медленно, осторожно, и я ручаюсь за успех.
На следующее утро среди первых посетителей во дворце Асколи был маэстро-скульптор Лука Ломи. Он показался слугам взволнованным и выразил настойчивое желание увидеть графа Фабио. Услыхав, что это совершенно невозможно, он немного подумал, а затем осведомился, здесь ли пользующий графа врач и может ли он поговорить с ним. На оба вопроса ему ответили утвердительно и привели его к доктору.
— Не знаю, как мне приступить к тому, что я хочу сказать, — смущенно озираясь, начал Лука. — Прежде всего, разрешите спросить вас, была ли здесь вчера работница, по имени Нанина?
— Была, — ответил доктор.
— Говорила ли она с кем-нибудь наедине?
— Да, со мной.
— Тогда вы знаете все?
— Абсолютно!
— Что ж, я рад хотя бы тому, что цель моего свидания с графом может быть достигнута и разговором с вами. Мой брат, я с сожалением должен это сказать…
Он остановился, смущенный, и вытащил из кармана сверток бумаг.
— Вы можете говорить о своем брате совершенно открыто. Мне известна его роль в создании гнусного заговора с Желтой маской.
— Я ходатайствую перед вами, а через вас и перед графом, о том, чтобы ваши сведения о поступке моего брата не пошли дальше. Если эта скандальная история получит огласку, это погубит мое дело. А я и так уж зарабатываю достаточно мало, — сказал Лука, и прежняя алчная гримаса чуть проступила на его лице.
— Скажите, вы пришли с этой просьбой от имени брата?
— Нет, я пришел только в своих интересах. Брату, по-видимому, все равно, что будет дальше. Он сразу же составил полное показание о своей роли во всем этом; препроводил его своему начальнику (который перешлет его дальше — архиепископу) и теперь ожидает, какой вынесут ему приговор. Я принес копию этого документа, доказывающего, что брат, по крайней мере, правдив и что он не уклоняется от последствий, которых мог бы избежать, если бы скрылся. Закон не может наказать его, но Церковь может, и Церкви он сделал свое признание. Единственное, о чем я прошу, это — чтобы его избавили от публичного посрамления. Это не принесло бы графу никакой пользы, а для меня означало бы непоправимый ущерб. Просмотрите бумаги сами и покажите их, когда сочтете удобным, хозяину этого дома. Я всецело полагаюсь на его честь и доброту, а также на ваши.
Он положил сверток с бумагами на стол, а сам скромно отошел к окну. Доктор не без любопытства стал просматривать бумаги.
Показание, или признание, начиналось со смело высказанного автором убеждения в том, что часть имущества, унаследованного графом Фабио д'Асколи от его предков, была, путем обмана и подтасовки фактов, отторгнута от Церкви. Далее, в строгом порядке, были указаны источники, на которых было основано это утверждение; тут же были приложены любопытные выписки из старинных манускриптов, на собирание и разбор которых, несомненно, было положено много труда.
Второй раздел был посвящен пространному изложению причин, побудивших автора считать своим безусловным долгом любящего сына и преданного слуги Церкви не успокаиваться до того дня, когда он возвратит преемникам апостолов собственность, обманно отнятую у них в былые дни. Автор считал себя вправе, при крайности — и только при крайности, — использовать любые средства для достижения этой цели, кроме таких, которые могли вовлечь его в смертный грех.
В третьем разделе было рассказано о том, как священник способствовал браку Маддалены Ломи с Фабио, и о надеждах, которые он питал на возврат Церкви имущества сначала через свое влияние на племянницу, а потом, когда она умерла, через свое влияние на ребенка. Затем была указана неизбежность крушения всех его планов в случае новой женитьбы Фабио; и время, когда в уме патера впервые зародилось подозрение о возможности такой катастрофы, было отмечено с педантической точностью.
Четвертый раздел повествовал о том, как возник заговор Желтой маски. В вечер смерти племянницы автор находился в студии брата, томимый предчувствием угрозы вторичного брака Фабио и исполненный решимости во что бы то ни стало предупредить подобный гибельный вторичный союз. Идея снять с изваянной его братом статуи восковую маску блеснула перед ним внезапно. Он не знает, что навело его на такую мысль, быть может, то, что он перед этим думал о суеверных задатках молодого человека, проявления которых сам наблюдал в студии. Он утверждал, что идея восковой маски вначале повергла его в ужас; что он боролся с ней как с искушением дьявола; что из страха поддаться этому искушению он даже воздерживался от посещения студии во время отлучки брата в Неаполь; и что он впервые поколебался в своей стойкости лишь тогда, когда Фабио возвратился в Пизу и когда пошли слухи не только о том, что молодой дворянин собирается быть на балу, но и о том, что он твердо решил вторично жениться.
В пятом разделе сообщалось, что после этого автор предпочел уступить искушению, нежели отказаться от сокровенной мечты своей жизни, допустив возможность новой женитьбы Фабио, что он изготовил по гипсовому слепку с лица статуи восковую маску и что он имел два свидания с женщиной, по имени Бригитта (о которой знал уже раньше). Эта женщина, по мотивам личной злобы, с готовностью взяла на себя изобразить на маскараде покойную графиню; ей же пришло в голову, что несколько анонимных писем к Фабио помогли бы желательным образом настроить его перед предстоявшей мистификацией. Она и написала эти письма. Однако, даже после всех приготовлений, автор, по его словам, все еще не решался на такую крайнюю меру, и он готов был бы отказаться от всего плана, если бы однажды Бригитта не предупредила его, что на балу, в числе других, прислуживать будет работница, по имени Нанина. Он знал, что граф был влюблен в эту девушку, и настолько, что хотел жениться на ней; автор подозревал, что она согласилась прислуживать на балу с особыми намерениями, и поэтому он уполномочил свою сообщницу исполнить задуманную для нее роль в заговоре.
Шестой раздел содержал подробности событий на маскараде, а также — признание автора в том, что накануне бала он писал графу, предлагая примириться и забыть о происшедшем между ними разногласии, с единственной целью — отвести от себя подозрение. Затем он сообщал, что брал на время ключ от калитки Кампо-Санто, держа лицо, которому ключ был доверен, в полной неизвестности о преследуемой им цели. Цель же эта состояла в том, чтобы продолжить жуткую инсценировку с восковой маской (на тот, весьма вероятный, случай, если носительницу маски начнут выслеживать и разыскивать) и заставить извозчика принять Бригитту, а затем высадить ее у ворот кладбища, где была похоронена жена Фабио.