Он и молодой Педгифт помогли мисс Мильрой выйти из лодки, потом вышел майор. Миссис Пентикост сидела неподвижно, как египетский сфинкс, с мешком на коленях и стерегла Сэмми в каюте.
— Мы должны еще продолжить наши удовольствия, сэр, — сказал Аллэн, помогая майору сойти из лодки. — Мы еще и вполовину не кончили удовольствий этого дня.
Его голос придавал такую прекрасную искреннюю уверенность его добрым намерениям, что даже миссис Пентикост услыхала его и покачала головой зловещим образом.
— Ах! — сказала со вздохом мать пастора. — Если бы вы были так стары, как я, вы не были бы так уверены в удовольствиях этого дня.
Опрометчивость молодости останавливала осторожная старость. Отрицательное воззрение, самое здравое во всем свете, и пентикостская философия вообще всегда бывает права.
Было около шести часов, когда Аллэн и его друзья вышли из лодки, и вечернее влияние уже проявлялось в своей таинственности и тишине над уединенными озерами.
Берег в этих диких областях не походил ни на какие другие берега. Земля в саду перед коттеджем, как ни казалась тверда на вид, подавалась и просачивалась под ногами. Лодочники, провожавшие приезжих, предостерегали их, чтобы они не сходили с тропинки, и указали сквозь просеки тростника и ив на травянистые места, где земля не могла выдержать даже тяжесть ребенка над неизведанной глубиной тины и воды. Уединенный коттедж, выстроенный из засмоленных досок, стоял на земле, укрепленный сваями. Маленькая деревянная башня возвышалась на кровле и служила для наблюдений в сезон охоты за птицами. От этого возвышения взору представлялось Далекое пространство воды и болот. Если бы житель этого коттеджа Лишился своей лодки, он был бы отрезан от всяких сообщений с городом или деревней, как будто его жилище было маяком, а не коттеджем. Ни хозяин, ни его семейство не жаловались на свое одиночество и не казались ни грубее и ни злее от этого. Жена его гостеприимно приняла посетителей в уютной комнатке с бревенчатым потолком и окнами, походившими на окна в каюте корабля. Отец его жены рассказал о тех далеких днях, когда контрабандисты приезжали с моря по ночам, гребя по сети рек обернутыми тряпками веслами, пока не добирались до озер, и прятали в воде бочки со спиртом подальше от береговой стражи. Его маленькие дети играли в гулючки с посетителями, а посетители то входили в коттедж, то выходили из коттеджа, удивляясь и восхищаясь новизной всего виденного ими. Единственный человек, приметивший позднее время, единственный человек, подумавший об улетающем времени и о Пентикостах, оставшихся в лодке, был молодой Педгифт. Этот опытный лоцман Бродсов посмотрел на часы и отвел Аллэна в сторону при первом удобном случае.
— Я не желаю торопить вас, мистер Армадэль, — сказал Педгифт-младший, — но время уходит, а дело идет о даме.
— О даме? — повторил Аллэн.
— Да, сэр, — подтвердил молодой Педгифт. — О даме из Лондона, которая должна приехать в кабриолете, запряженном пони с белой упряжью.
— Боже! Гувернантка! — вскричал Аллэн. — Мы совсем о ней забыли!
— Не пугайтесь, сэр. Времени довольно, если только мы опять сядем в лодку. Мистер Армадэль, мы решили, если вы помните, пить чай на следующем озере у Герля Мира?
— Конечно, отвечал Аллэн. — Герль Мир — то место, куда друг мой Мидуинтер обещал приехать к нам навстречу.
— К Герлю Миру приедет гувернантка, сэр, если ваш кучер исполнит мои распоряжения, — продолжал молодой Педгифт. — Нам придется пробираться час между извилинами и поворотами узкого пролива, который называют здесь Зундом, до Герля Мира, и, по моим расчетам, мы должны быть в лодке через пять минут, чтобы поспеть вовремя и съехаться с гувернанткой и вашим другом.
— Мы никак не должны разъехаться с нашим другом, — сказал Аллэн, — и с гувернанткой также, разумеется. Я скажу майору.
Майор Мильрой приготовлялся к эту минуту влезть на деревянную башню посмотреть на вид. Всегда полезный Педгифт вызвался идти с ним и дать все необходимые местные объяснения в половину того времени, которое употребил бы хозяин коттеджа на описание своих окрестностей постороннему.
Аллэн остался перед коттеджем, спокойнее и задумчивее обыкновенного. Его разговор с молодым Педгифтом напомнил ему отсутствующего друга в первый раз во время этой поездки. Аллэн удивился, что Мидуинтер, о котором он так много думал всегда, теперь совсем вышел у него из памяти. Что-то взволновало Аллэна, подобно упреку совести, когда его мысли обратились к верному другу, оставшемуся дома и прилежно трудящемуся над управительскими книгами для его интересов и для него.
«Милый товарищ, — думал Аллэн. — Я так буду рад видеть его в Мире. Удовольствие этого дня не будет полно, пока он не присоединится к нам!»
— Ошибусь я или нет, мистер Армадэль, если угадаю, что вы думаете о ком-то? — тихо спросил голос позади Аллэна.
Он обернулся и увидел возле себя дочь майора. Мисс Мильрой, не забыв нежного свидания, происходившего за коляской, приметила своего поклонника, задумчиво стоящего одного, и решилась доставить ему новый случай, пока ее отец и молодой Педгифт стояли на башне.
— Вы знаете все, — отвечал Аллэн, улыбаясь. — Я думал о ком-то.
Мисс Мильрой украдкой посмотрела на него: взгляд ее ободрял его говорить. В голове мистера Армадэля могло быть только одно существо после того, что произошло между ними в то утро. Воротить его к прерванному разговору об именах будет истинным милосердием.
— Я тоже думала о ком-то, — сказала миссис Мильрой, и вызывая, и отталкивая признание. — Если я скажу вам первую букву имени моего кого-то, вы мне скажете первую букву вашего?
— Я скажу вам все, что вам угодно, — отвечал Аллэн с энтузиазмом.
Она кокетливо отступала от того самого предмета, к которому желала приблизиться.
— Скажите мне прежде вашу букву, — сказала она тихо, не смотря на него.
Аллэн засмеялся.
— Моя первая буква "М", — сказал он.
Она вздрогнула. Страшно было, что он думал о ней по фамилии, а не по имени, но это было все равно, если только он думал о ней.
— А ваша буква? — спросил Аллэн.
Она покраснела и улыбнулась.
— "А", если уж вы непременно хотите знать! — отвечала она шепотом и неохотно.
Она еще раз украдкой посмотрела на него и с наслаждением откладывала блаженство признания.
— Сколько слогов в этом имени? — спросила она, застенчиво чертя узоры по песку своим зонтиком.
Никакой мужчина, хоть сколько-нибудь знающий женщин, не был бы так опрометчив в положении Аллэна, чтобы сказать ей правду. Аллэн, не знавший совершенно женской натуры и говоривший правду, сплошь да рядом отвечал, точно на допросе в суде:
— Это имя состоит из четырех слогов.
Потупленные глаза мисс Мильрой сверкнули на него, как молния.