— Из трех! — повторила она с изумлением.
Аллэн был так простодушен, что даже теперь не понял предостережения.
— Я знаю, что я не мастер различать слоги, — сказал он со своим добродушным смехом, — но не думаю, чтобы я ошибался, разделяя имя Мидуинтера на четыре слога. Я думал о моем друге… Но оставим мои мысли. Скажите мне, кто "А". Скажите мне, о ком думали вы?
— О первой букве в азбуке, мистер Армадэль, и я решительно не скажу вам ничего больше.
С этим уничтожающим ответом дочь майора ушла к лодке.
Аллэн окаменел от изумления. Если бы мисс Мильрой дала ему пощечину (и нельзя отрицать, что она мысленно имела это намерение), он едва был бы больше изумлен.
«Что такое я сделал? — спрашивал он себя с отчаянием, когда майор и молодой Педгифт подошли к нему и все трое отправились к берегу. — Желал бы я знать, что теперь она мне скажет».
Она не сказала решительно ничего, она даже не взглянула на Аллэна, когда он садился в лодку. Она сидела, с глазами, более блестящими, и с румянцем, более ярким, чем обыкновенно, принимая глубокое участие в выздоровлении пастора, в расположении духа миссис Пентикост, в Педгифте-младшем, которому она дала место возле себя, в местоположении, во всех и во всем, кроме Аллэна, за которого она вышла бы замуж с чрезвычайным удовольствием пять минут назад.
«Я никогда не прощу ему, — думала дочь майора. — Думать об этом гадком грубияне, когда я думала о нем, и чуть было не заставить меня признаться, прежде чем я узнала, каков он! Слава Богу, мистер Педгифт сидит в лодке!»
В таком расположении духа мисс Нили принялась очаровывать Педгифта и приводить в отчаяние Аллэна.
— О, мистер Педгифт! Как вы добры, что вздумали показать нам этот миленький коттедж! Вы находите, что он похож на пустыню, мистер Армадэль? Я совсем этого не нахожу, мне очень хотелось бы жить здесь. Что был бы этот пикник без вас, мистер Педгифт? Вы не можете себе представить, как мне было весело, с тех пор как мы сели в лодку. Холодно, мистер Армадэль? Как вы можете это говорить!
Это самый теплый вечер из всего лета. Л музыка, мистер Педгифт! Как вы хорошо сделали, что взяли вашу концертину! Желала бы я знать, могу ли я аккомпанировать вам на фортепьяно? Мне так хотелось бы попробовать. И вы, мистер Армадэль, наверно, поете хорошо, когда знаете слова, но, сказать вам по правде, я терпеть не могу Муровы мелодии!
Таким образом, с безжалостной скоростью мисс Мильрой действовала острым женским орудием — языком и продолжала бы действовать долее, если бы Аллэн выказал необходимую ревность или Педгифт подал малейшее поощрение. Но злая судьба определила, чтобы мисс Мильрой выбрала своими жертвами двух мужчин, совершенно неприступных при существующих обстоятельствах, Аллэн так был несведущ в женских хитростях и капризах, что не понимал ничего, кроме того, что очаровательная Нили безрассудно сердилась на него без всякой причины. Осторожный Педгифт — как и следует умному молодому человеку своего поколения — подчинялся женскому влиянию, не упуская из виду своих интересов все время. Много молодых людей прошлого столетия, неглупых, пожертвовали всем для любви. Ни один молодой человек из десяти тысяч настоящего поколения, кроме глупцов, не пожертвовал и полпенни. Дочери Евы все еще наследуют достоинства и проступки своей матери, но сыновья Адама в это последнее время способны бросить назад знаменитое яблоко с поклоном и со словами: «Нет, благодарю, оно может ввести меня в беду». Когда Аллэн, удивленный и разочарованный, отошел от мисс Мильрой на переднюю часть лодки, Педгифт-младший встал и пошел за ним.
«Вы премиленькая девушка, — думал этот дальновидный и умный молодой человек, — но клиент все-таки клиент, и мне жаль сообщить нам, мисс, что это не годится». Он тотчас принялся развлекать Аллэна, обратив его внимание на новый предмет. Осенью на озерах будут гонки судов, и мнение его клиента, как владельца яхты, могло быть важно для комитета.
— Это для вас должно быть нечто новое, сэр, — гонки судов на пресной воде, — сказал он вкрадчивым тоном.
Аллэн тотчас заинтересовался и отвечал:
— Совершенно новое. Пожалуйста, расскажите мне.
Что касается остального общества на другом конце лодки, то оно как будто хотело подтвердить сомнения миссис Пентикост относительно того, будет ли продолжаться удовольствие этого дня. Естественное чувство раздражения при обманутом ожидании, в которое повергла ее неловкость Аллэна, перешло у мисс Мильрой теперь в безмолвную досаду от собственного чувства унижения и поражения. Майор впал в свою обычную задумчивость и рассеянность, его мысли однообразно вертелись с колесами его часов. Пастор все еще скрывал расстройство своего желудка от глаз публики в углублении каюты, а мать пастора с готовым лекарством сидела на страже у дверей. Женщины в летах миссис Пентикост и с ее характером вообще любят предаваться дурному расположению духа.
— Так вот что вы называете удовольствием! — говорила старушка, качая головой с кислой улыбкой. — Как глупы были мы все, что оставили наши спокойные дома!
Между тем лодка тихо плыла по извилинам водяного лабиринта, лежавшего между двумя озерами. Вид с каждой стороны теперь ограничивался только нескончаемыми рядами тростника. Не было слышно ни малейшего звука ни вблизи, ни вдали. Ни малейшего проблеска обработанной или обитаемой земли не виднелось нигде.
— Здесь немножко печально, мистер Армадэль, — сказал всегда веселый Педгифт. — Но мы сейчас выедем отсюда. Посмотрите сюда, сэр: вот Герль Мир.
Тростник расступился направо и налево, и лодка вдруг выехала в широкий круг воды. Около ближайшей половины круга вечный тростник еще окаймлял край воды. Вокруг дальней половины опять показалась земля — то печальными песочными холмами, то травянистым берегом. В одном месте земля была занята плантацией, в другом — строениями уединенного старого кирпичного дома, с дорожкою, шедшей около садовой стены и кончавшейся у воды. Солнце спускалось к горизонту на чистом небе, и вода, где отражение солнца не падало на нее, начала казаться черной и холодной. Уединение, бывшее успокоительным, тишина, казавшаяся очаровательной на другом озере при дневном свете, здесь наводили грусть и холод в безмолвии и меланхолии кончавшегося дня.
Лодку направляли через Мир к заливу, у травянистого берега. Две плоскодонные лодочки, употребляемые на Бродсах, лежали в заливе, и люди, занимающиеся рубкой тростника, которым принадлежали эти лодки, удивляясь появлению посторонних, молча выглядывали из-за угла старой садовой стены. Никакого другого признака жизни не чувствовалось нигде. Жители Герля Мира не видали никакого экипажа. Ни мужчина, ни женщина не приближались к берегам Герля Мира в этот день.
Молодой Педгифт еще раз посмотрел на свои часы и обратился к мисс Мильрой.
— Может быть, вы увидите гувернантку, когда приедете в Торп-Эмброз, — сказал он, — но теперь вы уже не увидите ее здесь.
— Вы лучше знаете, мистер Армадэль, — прибавил он, обратившись к Аллэну, — можно ли положиться, что ваш друг сдержит слово.