Кости развернулся, чтобы уставиться на меня.
— В первый раз? Ты поднимала их снова?
О, дерьмо. Со всем, что случилось, у меня не было шанса рассказать Кости, что мы с Владом сделали на кладбище той ночью. Теперь он думал, что я скрывала это от него.
— Я сделала пробный прогон подъема Остатков чуть больше недели назад, — сказала я, поднимая руку в ответ на недоверие, хлестнувшее через мое подсознание. — Прежде чем ты разозлишься, я скажу, что не действовала преднамеренно у тебя за спиной. Просто так получилось. И нет, у меня не было приступа шлюхастости снова.
— И ты забыла упомянуть мне об этом, потому что…? — вопросил он, и намек на гнев коснулся моих чувств.
— Потому что в следующий раз, когда я тебя увидела, умер Дон, — твердо ответила я. — И это был не тот сорт вещей, который я хотела бы небрежно упомянуть тебе по телефону до того.
Кости медленно выдохнул, издав шипение, и тот гнев сменился чем — то более умеренным, вроде неодобрения.
— Ты знал об этом? — спросил он Менчереса.
Тот уклончиво пожал плечами.
— Позже, да.
Я с предельным трудом сдержала фырканье. Несомненно, он получил подтверждение позже, но, как он сам признался после нашего возвращения, Менчерес чертовски хорошо знал заранее, что сделаем мы с Владом. Однако Кости не смог уловить тончайший намек на увертку в равнодушном угольном взгляде Менчереса. На заметку: Он увертывается от прямого ответа с впечатляющим мастерством.
— Хорошо, — наконец сказал Кости смирившимся, но уже не разозленным и не таким неодобрительным тоном. — Ну и как все было на этот раз, Котенок?
— Все еще очень странно, — с дрожью признала я. — Потребовался метод проб и ошибок, но мы узнали, что вызывают их и управляют ими с помощью крови. После того, как я отослала их назад, я чувствовала себя усталой, замерзшей и голодной — в хорошем смысле, — добавила я, бросив резкий взгляд на невинно моргнувшего Менчереса. — Ничего столь же плохого как в первый раз.
Несмотря на то, что я не хотела, чтобы воспоминания вернулись, они это все равно сделали. Холод во всем теле. Такой невероятный голод. Мешанина голосов в моем разуме, переплетающихся в рев белого шума…
За исключением одного голоса, достаточно странного. Он маячил на краю моей памяти, медовый и южно — креольский, танцующий среди хаоса той ночи, когда я впервые открылась истинным глубинам власти Мари над мертвыми. Верно, Мари задала мне вопрос, который я не разобрала в тот раз, потому что тогда я словно задыхалась от силы, перенятой у нее. Теперь, однако, ее вопрос был столь же ясен, как если бы она только что прошептала его мне в ухо.
"Ты никогда не задумывалась, как Грегор бежал из тюрьмы Менчереса?"
Странно, что она спросила про это. Менчерес унес меня от Грегора, стерев из памяти все время моего пребывания с ним, и в наказание заключил Грегора в тюрьму. Все же каким — то образом дюжину лет спустя Грегор сбежал и приехал за мной, утверждая, что я его жена, а не Кости. В то время раздумывание над тем, как Грегору удалось бежать, не значилось первым пунктом в списке наших приоритетов. Не с той проблемой, что Грегор выпустил на свободу.
Честно говоря, я не думала о Грегоре очень уж много после того, как взорвала ему голову пирокинетической силой, которую временно переняла у Влада. Почему из всех вещей Мари спросила меня именно о том, знаю ли я, как выбрался Грегор? Она понимала, что нет. Никто не знал, даже Менчерес. К тому же, это была последняя вещь, о которой я заботилась, обезумев от связи с мертвыми, которую получила от нее…
— Срань господня! — воскликнула я, вскакивая так быстро, что от моего движения перевернулся диван.
Кости был уже на ногах, кидая вокруг пристальные взгляды, сжав в руке кинжал. Я отклонила его в сторону почти лихорадочным взмахом руки, топая так сильно, что, должно быть, оставила вмятины в полу.
— Грегор. — Я схватила Кости за плечи, едва замечая, что его брови взметнулись вверх от звука этого имени. — Он сбежал из тюрьмы Менчереса, что никто по идее не может сделать, учитывая, какой умный и сильный наш дедуля — фараон, правильно? Но Грегор смылся, не оставив ни намека на то, как он это проделал. Разве вы не видите? Мы — то думали, он разработал хитроумный план бегства сам, но ублюдок ни черта не делал!
Уголком глаза я увидела, как Менчерес и Кира обменялись с Кости озабоченными взглядами.
— Котенок, — сказал Кости тем тоном, который он обычно использовал с травмированными жертвами, когда считал, что достаточно только одного жесткого слова, чтобы довести их до окончательного помешательства. — Ты расстроена из — за всего, что недавно случилось. Это естественно цепляться за что — то из прошлого, когда настоящее подавляет —
Я маниакально рассмеялась на это, отчего его брови нахмурились еще больше.
— Милая, может …, — попробовал он еще раз.
— Никто не может скрыться от смерти, — оборвала я его, и чувство глубокого удовлетворения наполнило меня, когда последняя часть загадки встала на место. — Мари сказала это, но я не раздумывала над этим, как обещала. В течение последних нескольких дней я была совершенно онемевшей от горя, чтобы думать о чем — либо еще, кроме потери Дона. Перед этим я была занята, гоняясь за собственным хвостом, пытаясь найти след Аполлиона и при этом приглушить свою новую связь с призраками — и все еще ужасно злилась на Мари за то, что она сделала.
"Никто, даже наш род", подчеркнула она. "Смерть гуляет по миру и проникает даже через самые толстые стены, которыми мы себя окружаем… Когда ты на самом деле поймешь, что это значит, ты узнаешь, как победить Аполлиона…"
Боже, она дала мне все кусочки. Я просто не соединила их.
— Мари сказала это прежде, чем спустила на тебя те Остатки и начала шантажировать меня выпить ее кровь, — продолжила я, повысив голос. — Я думала, она просто угрожает мне таким загадочным способом — ты же знаешь, как она любит быть причудливой и таинственной — но она пыталась помочь нам.
Грегор выбрался из тюрьмы Менчереса не сам. Мари нашла его с помощью тех, от кого никто не сможет скрыться: призраков. Она, вероятно, использовала Остатки, чтобы вызволить его; даже охранники Менчереса не могли защититься от них. Мари, может, и ненавидела Грегора, но ее лояльность не позволяла ей бросать своего прародителя.
Это вполне соответствует ее безжалостной практичности. Мари хотела освободиться от Грегора. Это не могло случиться, пока он заключен в тюрьму, а Мари сама призналась, что понимала, почему Менчерес запер его. Так, освободив Грегора — а тот направился прямиком ко мне — Мари знала, что Кости попытается убить его. Но это сделал не он, а я, добившись тем самым ее цели, и все без прямого нарушения с ее стороны клятвы прародителю.
Дьявол кроется в деталях, сказала я тому упырю в кинотеатре. Да, так и есть, и умная королева вуду, казалось, была мастером деталей. Та же лояльность, что не позволяла Мари убить Грегора самой, не позволяла сейчас ей вступать в союз против упырей в назревающей войне, но снова Мари нашла обходной путь. Она заставила меня выпить ее крови, давая мне ту же силу, что имела сама. Помогала нам выступать против Аполлиона способом, который не мог вывести на нее, учитывая, как мы были уверены в сохранении молчания относительно того, что произошло между мной и Мари на кладбище.