— И что нам теперь делать? — вздохнула Отулисса. — Знать бы, когда вернутся стая и Корин! Наш король придет в ярость, когда увидит всю эту свистопляску вокруг угля. Уж он-то сумеет навести порядок.
— Мне кажется, нужно послать ему весточку.
— Но как? Мы ведь даже не знаем, где они.
Их разговор был прерван песней. Неземной голос мадам Плонк, набирая силу, поплыл в лиловые сумерки заката. В этот вечер певица впервые исполняла новейший Угольный гимн, которым решено было заменить традиционную песню в честь прихода первой тьмы.
О бессмертный уголь, сильный и могучий,
Пусть твой свет рассеет грозовые тучи!
Светоносный уголь, грозный дух огня,
Защити нас от беды, дерево храня!
На слове «беды» раздался оглушительный треск, эхом прокатившийся по всему дереву. Затем воздух всколыхнулся от шелеста сотен крыльев — это перепуганные совы Великого Древа вылетали из своих гнезд наружу. Дрожь пробежала по золотой листве, и сразу несколько листьев, медленно кружа, упали на землю.
А потом по дереву пробежал шепот. Завидев пролетавшую мимо толстую короткоухую сову, Отулисса бросилась к зарешеченному окошку и закричала:
— Матрона! Что случилось, Матрона?
Матрона, не оборачиваясь, крикнула на лету:
— С мадам Плонк беда! У нее сломался голос.
— Выслушай меня, Бубо, — заговорила мадам Плонк низким, надтреснутым голосом. Каждое ее слово, словно грубый черепок, со скрежетом терлось о предыдущее. — Я втянула ее в это. Мне ее и вытаскивать.
— Будь благоразумна, Плонки! Куда ты полетишь? Вспомни, когда ты последний раз вылетала с острова? Ты не умеешь читать следы, не разбираешься в погоде. Я полечу.
— Они ни за что тебя не отпустят, Бубо. Ты им нужен, чтобы работать в кузнице. Кроме того, они тебя подозревают. Они знают, как ты дружен с Сореном и его стаей. — Мадам Плонк твердо посмотрела на своего старого друга. — Знаешь, Бубо, ведь когда я решила спрятать чашку, я знала, что они меня не тронут, потому ты и твоя кузница. Древесный арест! Ах, это же смеху подобно! Я задумала улететь еще до того, как у меня сломался голос. Мне больно говорить, поэтому не заставляй меня долго объяснять. Просто выслушай. Да, я всего лишь старая тщеславная сова. Но знаешь ли ты, Бубо, что первая певица Великого Древа была обычной пестроперой? Она была полярной совой, как и я, и приходилась мне прапрапрапрабабушкой. Ее звали Снежная Роза. Что говорить, она была намного лучше меня. Снежная Роза была не только певицей, но и героиней, она сражалась наравне со всеми. Она спасла жизнь Сив, матери Хуула, а затем присоединилась к войскам молодого короля и принимала участие в битве в Дали, где Хуул добыл уголь. — Мадам Плонк помолчала, переводя дух. — Ах, Бубо, я ведь узнала об этом совсем недавно, в тот самый день, когда принесла Отулиссе свою коронационную чашку. Я тогда решила в последний раз выпить чаю из своей любимой чашечки, а Отулисса пересказала мне несколько старинных легенд, где говорилось о моей далекой предшественнице. С тех пор я днями и ночами думаю о Снежной Розе, певице и воительнице. Воинственная певица! Разве это не прекрасно? И между прочим, это чистая правда, потому что Отулисса прочла про Снежную Розу не где-нибудь, а в старинных книгах самого Эзилриба. Если Снежная Роза была такой, Значит, и я не такая уж бесполезная птица! Я тоже буду воинственной певицей. Не отговаривай меня, Бубо, я знаю, что смогу.
Несколько мгновений Бубо с тревогой смотрел на нее. Долгие годы мадам Плонк вела спокойную и комфортную жизнь, наслаждаясь уютом своего просторного дупла, завешенного и заставленного бесчисленными стекляшками, безделушками, помпончиками, фестончиками, висюльками и бирюльками. Она была главной клиенткой торговки Мэгз, поэтому именно в ее дупле оседали бесчисленные побрякушки, найденные в замках, домах, церквях и аббатствах Других. В апартаментах певицы были даже настоящие бархатные подушки, сшитые из обрывков королевского плаща и набитые выпавшим при линьке пухом самой мадам Плонк.
— С тех пор как у меня пропал голос, Гемма и Элван окружили меня особой заботой. Еще бы, ведь без меня они не могут проводить свои смехотворные ритуалы! Они готовы на крыльях меня носить и кормить с ложечки, лишь бы я поскорее поправилась.
— Ты все еще под арестом?
— Нет. Но они постоянно суетились вокруг меня, и это было еще хуже, чем арест. В конце концов, я закатила им настоящий скандал и заявила, что меня выводят из себя бесконечные вереницы посетителей, которые каждую минуту справляются о моем самочувствии и предлагают свои услуги. Короче, я сказала, что если они не оставят меня в покое, мой голос никогда не вернется. Я смогу незаметно улететь, Бубо. Вот увидишь.
— Но послушай, Плонки…
— Ах, Бубби! — Она посмотрела на него своими грустными желтыми глазами и умоляюще прошептала: — Ты должен понять! Меня никто не заподозрит, никому и в голову не придет, что я способна на такое.
— Но как ты разыщешь короля и стаю? Никто не знает, куда они полетели и где находятся сейчас.
— А я уже все придумала! Для начала я полечу на пьяное дерево и послушаю, о чем народ болтает. Отулисса рассказала мне, что на пьяные деревья слетаются сплетни со всех царств. Если голос вернется, я спою. В старые времена на пьяных деревьях всегда были рады певцам. — Мадам Плонк закрыла глаза и долго не открывала их, погрузившись в свои мысли. Потом медленно проговорила: Он вернется, Бубо, он должен вернуться! Я чувствую, что стоит мне вырваться отсюда, как я снова обрету голос. — Открыв Глаза, она пристально посмотрела на кузнеца. — С нашим деревом творится что-то неладное, Бубо. Ты знаешь это ничуть не хуже меня. Это все неправильно и страшно. Снаружи все кажется золотым и блестящим, но что-то исчезло. Мне стыдно за то, что я пела на этих глупых церемониях во славу этого мерзкого угля!
— Тише, Плонки. Попридержи клюв. У них теперь повсюду шпионы, вздохнуть нельзя, чтобы тебя не услышали.
— Ах, Бубо, я устала бояться! Это же все чушь, глупость, ерунда! Служители пепла, угольные процессии, священное то, сакральное это — спасибо, я сыта этим по горло! Неужели я когда-то тоже была такой? Носила кусочек пурпурного бархата с горностаевым хвостиком и чувствовала себя особенной? Бедная, глупая Плонки!
— Ты не глупая. И не бедная. Ты в самом деле особенная, Плонки.
— Это мои голос был особенным, пока не сломался.
Снаружи послышался шелест крыльев, и летящая тень пересекла поток лунного света. Поежившись, Бубо с опаской огляделся по сторонам, а потом наклонился к самому ушному отверстию мадам Плонк.
— Плонки, ты твердо решила?
— Да, Бубби.
«Ветер и шепот, — думал Сорен. — Неужели это все, что у нас есть? Похоже, что да».
Это было все, что вело их в путь. Сорену искренне хотелось бы верить странному кролику с его паутиной, но все это казалось чересчур — как бы это сказать? — чересчур эфемерным. Расплывчатым. Если Нира с остатками Чистых действительно скрывалась в той пещере, им нужна большая определенность. Они не могут действовать без плана, без стратегии. Что им следует делать? Лететь в пещеру и отнять книгу? Предположим, им удастся это сделать, но разве их проблемы на этом закончатся? Им угрожала не сама книга, а заключенные в ней мысли. Сорен понимал, что некоторые идеи могут быть не менее опасны, чем уголь Хуула в злых когтях.