При нем я не могла провести пальцами по ее лицу. Это выдало бы мои эмоции, слабость. Мне пришлось обратить все свое внимание на него. Он наблюдал за мной все это время, своими блестящими глазами цвета меди, подмечая малейшие детали моей реакции.
Я понимала, что было бы смертельной и последней ошибкой недооценить этот древний, гениальный ум, скрывавшийся за этими холодными, металлическими глазами.
Кажется, прошло несколько лет пыток, пока он, наконец, не начал уставать, зевать и тереть глаза.
Я забыла, что у него человеческое тело, имеющее ограничения.
Поедание Темных не избавляет от необходимости спать. Как кофеин или амфетамин [9] , это так же сильно подзаряжает тебя, но когда батарейка сдыхает, ты так же сильно разбит. Подозреваю, что это основная причина, по которой он не ночует более одного раза в одном и том же месте. В это время он наиболее уязвим. Представляю, как раздражает человеческое тело, нуждающееся в сне, после вечности, в которой ты абсолютно ни в чем не нуждался, будучи фэйри.
Я решила, что именно тогда я его и убью. Когда он будет спать. После того, как я получу то, что мне нужно. Разбужу его, и пока он будет, совсем как человек, полусонным, улыбнусь и воткну копье ему в сердце. И скажу: «Это за Алину и Иерихона».
Мой кулак не приглушает всхлипывания.
Приглушенные стоны начинают прорываться. Боль затопила меня, фрагменты воспоминаний обрушиваются на меня: Алина машет рукой на прощание перед отъездом в Дублин; мама с папой привязанные к стульям, с кляпами во рту, в ожидании спасения, которое так и не пришло; Иерихон Бэрронс мертвый на земле.
Все мышцы моего тела свело судорогой, я не могу вздохнуть. Грудь горит, на нее словно давит огромный вес.
Я пытаюсь сдержать рыдания. Если я открою рот, чтобы сделать вдох, они вырвутся наружу. Но я веду бесполезную битву: разрыдаться или дышать или подавить рыдания и задохнуться?
Мое зрение затуманивается. Если я потеряю сознание от того, что сдерживаю дыхание, по крайней мере, один сильный крик я сдержать не смогу.
Стоит ли он за дверью, подслушивая?
Я зачерпываю воспоминания из своего разума, чтобы подавить боль.
Придя в себя из состояния при-йи, с ужасом обнаружила, что хотя мои воспоминания о принцах и времени, проведенном после этого в аббатстве, расплывчаты, у меня есть четкие воспоминания о каждой детали того, что мы делали вместе с Бэрронсом.
И сейчас я им благодарна.
Я могла использовать их, чтобы удержаться от криков.
Ты покидаешь меня, Девочка-Радуга.
Нет! Это не то!
Я быстро перематываю назад.
Вот. Первый раз, когда он пришел ко мне, прикасался ко мне, был во мне. Я отдаюсь воспоминаниям, с любовью прокручиваю каждую деталь.
Со временем мне удается убрать кулак. Напряжение в теле ослабевает.
В воспоминаниях тепло. Я дрожу на холодном мраморном полу ванной.
Алина мертва. Бэрронс мертв.
Я тоже должна быть мертва.
* * *
Когда я, в конце концов, заснула, холод проник и в мои сны. Я пробираюсь через ущелье с зазубренными краями, выдолбленное в скале из черного льда. Я знаю это место. Мне хорошо знакомы тропы, по которым я иду, будто прежде, я сотни раз ходила по ним. Из пещер, высеченных в обледеневших стенах ущелья, за мной следят существа.
Впереди мелькает силуэт прекрасной печальной женщины, плавно скользящей босиком по снегу. Она взывает ко мне. Но каждый раз, когда она открывает рот, ледяной ветер крадет ее слова.
— Ты должна… — улавливаю я, и порыв ветра уносит ее остальные слова.
— Я не могу, — кричит она.
— Поспеши! — предостерегает, не оборачиваясь.
В моем сне я бегу за ней, пытаясь услышать, что она говорит. Простираю вперед руки, пытаясь ее поймать.
Но она спотыкается на краю пропасти, теряет равновесие и падает вниз.
Я смотрю на это со страхом и ужасом.
Чувство потери просто невыносимо. Будто это я сама умерла.
Резко проснувшись, приподнимаюсь с пола, задыхаясь.
Я все еще пытаюсь прийти в себя от сна, когда мое тело вздрагивает и начинает двигаться, словно запрограммированное.
Я с ужасом наблюдаю, как мои ноги поднимают меня и вынуждают выйти из ванной. Они несут меня через комнату. Мои руки открывают балконные двери. Невидимой силой мое тело перемещается в темноту, за пределы моей защитной линии из кроваво-красных рун.
Я действую не по собственной воле. Я осознаю это, но не могу остановить себя. Стою здесь абсолютно беззащитная. У меня даже копья нет. Дэррок отобрал его, прежде чем принцы телепортировали меня.
Я вглядываюсь в неясные очертания крыш, ожидая и страшась следующей команды, какой бы она ни была. Зная, что не в состоянии противостоять этим приказам, как и тому, что я исполняю сейчас.
Я марионетка. А кто-то дергает за нити.
И в доказательство этому, а возможно просто издеваясь надо мной, мои руки внезапно поднимаются вверх, колотят меня по голове и безвольно падают вниз.
Я смотрю, как мои ноги перемещаются в бодром тустепе [10] . Хотела бы поверить, что я сплю. Но это не так.
Я танцую на балконе, мягкая чечётка [11] набирает темп.
В тот момент, когда я начинаю задаваться вопросом, а не грозит ли мне участь Белоснежки [12] , которая дотанцевалась до смерти, мои ноги останавливаются. Задыхаясь, я вцепляюсь в железные кованые перила. Если мой неизвестный кукловод решит принудить меня выброситься с балкона, я буду драться до последнего.
Это Дэррок? Зачем ему это делать? Он что, может так делать? Неужели у него достаточно силы?
Температура падает так резко, что мои пальцы примерзают к перилам. Когда я отдергиваю руки, куски льда отрываются и, падая в ночь, со звоном ударяются о тротуар. Маленькие кусочки кожи с кончиков пальцев остаются на перилах. Я отступаю, решительно настроившись сопротивляться самоубийству по принуждению.