Но и другое, что сказано было, сбылось. Невесту он себе нашел красавицу-раскрасавицу из обедневшего шляхетского рода. Любил ее, голубушку. В жизни никого так не любил, как Милочку свою. Она ему и сыночка родила. Родила, а сама в Мертвое озеро кинулась, прямо у него на глазах. Он в озеро тогда нырнул, не раздумываючи, за Милочкой своей. А нету Милочки! Кругом вода черная, не видно ничего. Он глубже нырнул, ухватился за подол платья, дернул вверх, туда, где солнце и вода не такая черная. Глаза открыл, а это не Милочка вовсе... Настена, смотрит на него, улыбается, пальчиком грозит, а в голове голос звенит: «Не отдам я тебе твою Милочку. Мне тут одной скучно, мне подружки нужны... И Малашка пущай готовится...»
Так ведь и не отдала, даже похоронить не смог он голубушку свою. А Малашка на следующий год аккурат в Василисков день в Мертвом озере утопла. Тоже не нашли. С того времени людишки поговаривать стали, что в окрестных озерах русалки завелись, озоровать стали, на мужиков кидаться, да на дно утаскивать. Видел он одну из тех русалок – лицом ну точно Милочка его, только бледная, неживая. Он бы к ней и неживой пошел, если бы дождалась, если бы захотела его с собой забрать. Не дождалась, посмотрела грустно, слезу с лица утерла и нырнула обратно в озеро.
А озеро с тех пор Русалочьим звать стали...
* * *
...Вот такой любопытный он нашел дневничок. Правда, пришлось полночи попотеть, чтобы разобраться с каракулями этими старинными. Зато, когда разобрался, жить сразу стало интереснее и веселее. Дневник старика, кстати, всю эту на первый взгляд небывальщину подтвердил, и те заветные слова, которые вроде как от отца к сыну передавались, в дневнике были аккуратненько записаны и красным обведены, для надежности.
Конечно, на первый взгляд все это попахивало откровенным бредом, но если сопоставить факты, то выходило, что не такой уж это и бред. Старик никогда не бедствовал, да и все его предки жили неплохо, несколько войн пережили, революцию, раскулачивание, репрессии. Казалось бы, старинный графский род, его еще в лихие сталинские годы должны были под корень извести. Да вот не извели же! Мало того, поместье при них осталось и деньжата кое-какие. Выходит, было у Бежицких какое-то особое везение, и чутье на золото тоже было. А с чего бы ему быть – чутью этому? С того, что Василиск свое слово держал, способствовал финансовому благополучию рода. И Настасья свое слово держала. Вон старик каким крокодилом жил. Да и разве ж это жизнь, с такой болячкой? Сплошное мучение, а не жизнь.
Теперь следующее. На плече наследницы он собственными глазами видел родимое пятно в виде змейки. Совпадение? Слабо верится в такое совпадение! Зато становится понятно, чего старик к ней так благоволил, подлинность родства не устанавливал, печатку свою подарил. А печатка, выходит, не простая. Это что-то вроде клейма. Старик им девчонку пометил, да не просто так, а на озере, чтобы девчонкина кровь в воду упала, и Василиск, который к этому времени уже должен был из анабиоза выйти, сразу же свою зазнобу почувствовал. Вот по этой же причине старик ее в завещании и не указал. А на хрена указывать в завещании покойницу?! Девчонке жить оставалось совсем ничего. Если верить дневникам, старому и новому, то выходит, что Василиску на то, чтобы окончательно войти в силу, нужно шесть дней. Значит, до часа Х осталось ровно два дня. Да вот только жизнь внесла в этот расклад свои коррективы – старик помер, а Василиск рискует остаться без невесты еще лет на триста. А если попробовать деда заменить, выступить, так сказать, в сделке посредником? Оно, конечно, идея бредовая, попахивающая сумасшедшим домом, но чем черт не шутит! За спрос ведь не бьют. Вот он ночью и спросит...
Ночью на озере было как-то не слишком уютно. Да еще дельце это, которое, если выгорит, то может его озолотить или, наоборот, – угробить... Кто ж знает, что этому змею болотному в голову придет? Он же насчет невесты с Бежицкими договаривался, а тут явится какой-то посторонний хрен, станет условия диктовать. Но, с другой стороны, какая змею разница, кому желание исполнять, главное, чтобы девчонку ему принесли на блюдечке с голубой каемочкой. Девчонку немного жалко, с таким-то кавалером три века коротать, но тут уж ничего не поделаешь, больно уж ставки высоки, чтобы думать о сантиментах.
В мертвой тишине – ни тебе стрекота цикад, ни комариного писка – шелест пластикового пакета казался оглушительно громким. Значит, вот они, его магические атрибуты – сушеная веточка руты и самый обыкновенный кухонный нож. Увидел бы какой чернокнижник, умер бы со смеху, а ему вот что-то не до смеху. И мурашки по телу табунами носятся туда-сюда. Опять же рута сушеная. Может, свежая нужна, да только где ж ее взять? Ох, хоть бы не облажаться...
Рута упала в черную воду и вопреки законам физики камнем ушла на дно. Вот дела... Дальше нож... Резать руку было больно, да и жалко как-то, но уж коль назвался горшком – полезай в печь. А нож, собака, тупой, пришлось не резать, а пилить. Больно, аж искры из глаз...
Все, подготовительная фаза закончена. Теперь главное – стишок...
Руты горький сок, кровь чернее сажи.
Мертвая вода путь ко мне укажет.
Царственного Змея призываю в полночь.
Старый уговор я готов исполнить...
Прочел с чувством, с ритмом, с расстановкой. Три раза. Читал и чувствовал себя дурак дураком. Что это еще за «сим-сим, откройся»! Вызывалка какая-то детская, несерьезная. Вряд ли сработает.
Ладно, чего уж теперь! Еще неизвестно, нужно ли ему, чтобы сработала. Сейчас как вынырнет из озера образина, как посмотрит... Мурашки сгрудились где-то на загривке, а потом дружной толпой ринулись на макушку. Да так, что аж волосы зашевелились. Страшно, блин...
Он стоял на самом берегу, в любую секунду готовый дать деру, но ничего не происходило. Никаких тебе знаков, никакого таинственного бурления. Озеро как озеро – тихое, даже подозрительно тихое.
За спиной что-то хрустнуло, и он испуганно вскинулся, выматерился. Твою ж мать, принесла нелегкая!
Юродивый стоял, опершись плечом о вербу, всего в каких-то нескольких метрах от него. И подкрался же неслышно, скотина безмозглая!
– Звал? – А голос у него странный, сиплый какой-то, стариковский.
– На кой хрен ты мне сдался?! – От злости на то, что с вызовом Василиска ничего не вышло, зачесались кулаки. Ничего, он знает, об чью морду их почесать. Сейчас этому недоноску мало не покажется...
Юродивый, вопреки ожиданиям, убегать не стал, стоял себе, ручонки на груди скрестил. Так и захотелось ручонки эти из суставов повыдернуть. Он бы, наверное, и повыдергал, да только не получилось... Вроде дурачок и не шелохнулся даже, а его вдруг ни с того ни с сего отшвырнуло обратно к воде, больно шмякнуло головой о торчащую из мокрого песка корягу.
– Человечки... – сказал юродивый не то с жалостью, не то с раздражением, по голосу этому неживому не понять. – Устал я от вас... – он подошел совсем близко, присел на корточки, посмотрел сверху вниз.
Господи, какие же у него глаза! Жуткие, нечеловеческие. Золотая радужка и вертикальные зрачки... А раньше вроде бы глаза были голубые... Получилось, что ли?..