Девушка его изумила, спросив:
— А отец похвалил его за меткое попадание?
— Не помню. Но, на мой взгляд, это как раз та ситуация, которая характеризует моего брата: извечный хладнокровный победитель.
— Непросто быть победителем, когда твоих побед не ценят самые близкие люди, — с упреком заметила Катя.
— Ну прости, что не смог похвалить его за убийство оленя! — съязвил Вильям. — Не нужна ему была ничья похвала. Тому, кто знает, что он лучший, — это незачем.
Катя ничего не сказала, но молодой человек понял, что она с ним не согласна.
К счастью, через несколько метров они увидели справа в стене железную дверь, и тему можно было сменить.
— Пойдем, — пригласил молодой человек, дергая за ручку.
Комната оказалась обставлена мебелью: диван, кресла, стол.
— Тебе следует поспать.
— Не хочу, — заявила Катя.
— Когда ты спала последний раз?
— Наверно, дня четыре назад, — пожала она плечами.
Вильям усадил ее на диван — сам сел в кресло и вынул из сумки одну из двух канистр крови из погреба Лайонела. Налил в пластмассовый стакан и подал. На лице девушки промелькнуло удивление, когда та поняла, что кровь человеческая, а не привычная для него — животная. В место, куда они направлялись, такого понятия, как вегетарианство, просто не существовало. А подчеркивать свое отличие от всех остальных перед старейшинами, Вильям счел крайне плохой идей. Для расправы над ними Создателю было достаточно и того, что они вышли из дома с преступной целью навестить его. Не хотелось усугублять и без того шаткое положение глупостью из разряда: «Ко всему прочему, у нас еще и разные вкусы!»
— Отдохни пару часов и двинемся дальше.
Девушка хотела поспорить, но откинув голову назад, на мягкую спинку дивана, посидела так с минуту и согласилась:
— Хорошо, отдохнем.
Катя сняла куртку, вытянулась на диванчике и, закрывая глаза, пробормотала:
— Только не давай мне долго спать.
Вильям сидел тихо-тихо, боясь шевельнуться. А в своих фантазиях брал спящую девушку на руки и нес обратно — домой, в безопасность. Ему ничего не хотелось сильнее, чем вразумить ее, заставить понять, какое бессмысленное решение она приняла. В конце пути их ждала смерть или заточение за наглость, которую они осмелились проявить, явившись в Тартарус без приглашения.
Услышав странный шум, Вильям затаил дыхание. Тишина. Тогда он осторожно поднялся и выглянул за дверь. Тоннель был пуст, однако молодой человек мог бы поклясться, что слышал шаги. До Воронежа оставалось каких-то пятьдесят километров, но следов завалов, о которых писали несколько лет назад в газетах, Вильям так и не заметил.
Он прикрыл за собой дверь и прошелся вперед по тоннелю, продолжая вслушиваться в тишину. Когда он уже хотел вернуться в комнату отдыха, то явно расслышал голоса. Вильям прибавил шагу, про себя отметив, что коридор стал ниже и уже. Видимо, это как раз было место завалов.
Голос принадлежал мужчине и находился тот буквально в километре или двух.
Между тем тоннель разветвился. В одну и другую сторону вели узкие проходы. Но Вильям не свернул, он продолжал идти по главному тоннелю и слышал, как шаги то приближаются, то удаляются. Словно кто-то нарочно играл с ним.
Молодой человек ускорил шаг и тут голоса послышались совсем близко, сразу с обеих сторон, а потом прогрохотал взрыв, и потолок обвалился.
* * *
Катя резко проснулась и села на диване. В комнате она находилась одна. Сумка Вильяма и ее рюкзак лежали возле стола — самого же провожатого нигде не было видно.
— Вильям, — негромко позвала девушка.
Никто не отозвался.
«Не мог же он меня бросить? Передумать?» — Она сползла с дивана и вышла из комнаты, настороженно оглядываясь по сторонам.
Девушка некоторое время звала его, но так ничего и не добившись, вернулась в комнату за курткой, рюкзаком и сумкой. Первое, что приходило на ум в связи с исчезновением Вильяма, совсем недавно обещавшего сопровождать ее, это желание молодого человека разведать дорогу. Он постоянно твердил про завалы, но только теперь девушка поняла, насколько серьезны были его опасения, раз он решился пойти тайком и проверить.
Катя заслышала голос и остановилась. Громко позвала Вильяма, но мужской голос где-то вдалеке тут же стих — воцарилась тишина. От нее сделалось не по себе. Внезапная мысль, что в подземелье может быть кто-то еще, помимо нее и Вильяма, напугала.
«Молодец! К старейшинам отправилась, а сама дрожу тут как осиновый лист. Ну и вампир из меня получился», — сердито думала она, быстро шагая по тоннелю.
Она вновь попыталась звать своего незадачливого провожатого, но от стены к стене гуляло лишь эхо.
Через некоторое время, так и не обнаружив Вильяма, Катя не на шутку испугалась. Теперь она была абсолютно сбита с толку.
Мог ли Вильям просто бросить ее, испугавшись старейшин? А может, то была ловушка? Хотел, чтобы она вернулась домой и не придумал ничего иного, как исчезнуть, тем самым заставив ее заволноваться и повернуть назад?
Предположение о ловушке девушке совсем не нравилось. Ей не хотелось думать так о Вильяме. Она не верила, что он способен на подобный обман, такую подлость. С другой стороны, она прекрасно знала: если Вильям во что-то верил, он мог пойти на многое, лишь бы справедливость восторжествовала. Как раз это ее и пугало, не позволяя заранее снять с друга все обвинения.
Вкус его поцелуя еще оставался на губах как дуновение прошлого — зимы, где она была влюблена в зеленоглазого красавца из парка, и снег не таял на его черных, как ночь, волосах...
Катя улыбнулась от воспоминаний.
Вильям был частью истории — ее и Лайонела, связующим звеном, не позволившим в свое время цепи разорваться. Девушка знала, не дай он ей играть с собой, отвернись от нее, она ни за что бы не сумела добиться Лайонела. И теперь, понимая, что Вильям в ее истории любви стал лишним, она мучилась. Трудно было помнить их единственную ночь. А теперь видеть его глаза с застывшим в них вопросом, улыбку, за которой скрывалась печаль, чувствовать, что каждое прикосновение к ней для него по-прежнему что-то значит.
Его отъезд в Сенегал стал для нее спасением, позволил ненадолго забыть, на что она пошла ради Лайонела и бессмертия. А внезапное возвращение превратилось в ежедневную пытку.
«Не думать, не думать», — сказала себе Катя, подтягивая сползающую с плеча сумку. Все эти мысли действовали на нее угнетающе. Хотелось выключить их, как когда-то хотелось, чтобы смолкла музыка в голове.
Девушка увидела по обе стороны тоннеля узкие коридорчики. Свернуть в один из них она не решилась, пошла дальше. Но, услышав позади шаги, резко обернулась и тогда ее ослепило. В сводах пещеры раздался дикий крик боли. Катя не сразу поняла, что это ее голос, до того эхо исказило его. Тело обожгло, точно горело заживо, и мышцы сковало — не шевельнуться. Девушка не видела ничего кроме яркого света, сжигающего глаза, и не чувствовала ничего, кроме боли, какую могли бы причинить огонь и миллионы игл, одновременно вошедшие в плоть.