Николай, остановив машину, взялся за конец левого рукава куртки пассажира и стал осторожно его сдергивать. Под курткой была рубашка. Низ ее рукава оказался мокрым, но не липким.
– Это пока не кровь, – снова засмеялся Алексей, – это – вода. Кровь выше.
И в самом деле, дальше рукав становился набухшим и липким.
– Ага, то самое. Там в куртке и бинт. Так что действуй. Рубашку не жалей, разрезай.
– Слушай, это же к врачам надо, – растерянно проговорил Николай. – Заражение крови… Знаешь, как бывает?!
– Не боись, не боись. Действуй скорее! – И Алексей достал из правого кармана маленький складной сувенирный нож. – Режь рукав, чего его беречь.
Лезвие ножичка оказалось вовсе не игрушечным, по крайней мере рукав был разрезан мгновенно, и Николай углядел, как ему показалось, устрашающего вида две раны, а также медленно растекающуюся из них по руке кровь. «Пуля, навылет», – понял он и молча, но старательно, стараясь причинять как можно меньше боли, налепил на каждую из ран по интимной женской прокладке, а потом замотал их бинтом.
– Теперь расстегни на рюкзаке большой карман, там прямо сверху другая куртка, а под ней – рубашка. Поможешь переодеться. И сразу поехали.
Пока Алексей переодевался, Николай забил его прежнюю одежду в полиэтиленовый мешок и отнес в соседний двор, где была общая помойка.
«Влип я все-таки! – с тоской подумал он. – Если что, пришьют соучастие. И ведь самое смешное – сейчас я даже не знаю в чем! Опять как тогда: ни в чем не участвовал, не замешан, не виноват. А во время суда буду сидеть в клетке. И если пришьют срок, то уж в зону».
Однако где, кто и как поранил пассажира – он спрашивать не стал. Лучше было не знать и даже не видеть ранения.
До КП они ехали молча.
– Чего ты так напрягся-то, – проговорил Алексей, увидев небольшую очередь на проезд, – расслабься и получай удовольствие. Думай о лучшем. Мне сегодня анекдот рассказали, как раз про ГАИ. – И Алексей стал со вкусом рассказывать: – Врезался новый русский на своем шестисотом «мерсе» в асфальтовый каток. Набрал номер по сотовому и говорит: «Вась, приезжай скорей, разберись». Через двадцать минут подкатывает сам начальник ГАИ. И сразу к водителю катка: «Ну, сознавайся, – говорит, – как обогнал, как подрезал?»
Под этот анекдот они и приблизились к контролю.
– Прошу выйти из машины, – сказал пожилой майор, зорким глазом вглядываясь в их лица. Позади него стояли двое омоновцев в масках с автоматами. Был и третий – с овчаркой.
Алексей на удивление легко вышел из машины. Николай же запутался в ремне безопасности и чуть не упал.
– Водитель, предъявите документы. И пассажир – тоже, – устало сказал майор. – Откройте багажник. – Он заглянул вовнутрь машины. – Рюкзак чей?
– Мой, – отозвался с охотой Алексей. – Что, еще не поймали этого гранатометчика?
Майор помял рюкзак руками:
– Что везете?
– Обычный набор командировочного, – интонация Алексея вызывала полное доверие, – одежду, прибор для бритья. Да, чуть не забыл, еще карманные шахматы.
Услышав про шахматы, майор устало махнул рукой:
– Поезжайте. Счастливой дороги.
– Ну вот, – проговорил Алексей, когда они отъехали от КП метров двести, – а ты боялась. Даже платье не порвалось.
Минут через пять Николай снова включил радио и сразу услышал новое экстренное сообщение. Только на этот раз несерьезную дикторшу сменил мужчина. Он говорил с трагическим надрывом:
«Количество насильственных смертей сегодня вечером нарастает. Около двух часов назад у себя на квартире застрелился или был застрелен из собственного пистолета один из авторитетов преступной группировки по кличке Тюлень. Следствие разрабатывает несколько версий. И вот только что в нашу студию принесли сообщение. – Тут диктор сделал паузу. Вероятно, чтобы придать особую значимость тому, что он собирался объявить. – В том же самом доме, около которого несколько часов назад был выстрелом из гранатомета убит Василий Сергеевич Поярков, произошло еще одно дерзкое и жестокое преступление. Почти сразу после отъезда следственно-розыскной бригады неизвестный в маске проник через окно второго этажа в квартиру генерального директора фирмы „Мурманскснабрыба“, загнал членов его семьи в ванную комнату и, можно сказать, в их присутствии утопил Петра Антоновича Антипенко в аквариуме, окунув его голову в воду и не давая возможности вдохнуть воздух».
Николай невольно вспомнил про мокрые рукава рубашки соседа и взглянул на него. Тот, мирно посапывая, спад.
«Ой, влипаю!» – в который раз за вечер подумал Николай.
Но стоило им приблизиться к трансформаторной будке и стоявшему поблизости пустому джипу, как Алексей мгновенно встрепенулся.
– Надо этих тараканов выпустить, пусть идут пехом до города, согреваются.
Они вышли из машины, и Алексей, грохнув кулаком здоровой руки по стальной двери, объявил:
– Подъем! Дед Мазай приехал! Жить не расхотели?
Из-за двери глухо отозвались оба голоса.
– Тогда слушай меня. После звукового сигнала сосчитать до тридцати и на выход. Двигаться в сторону города пешком. Ключи от джипа – в почтовом ящике Тюленя. Вопросов нет? – переспросил Алексей и перерезал своим похожим на игрушечный ножичком веревку.
Держаться он старался бодро, но Николай заметил, что дается это ему с трудом.
– Просигналь им, – сказал Алексей, когда они отъехали от джипа метров двадцать. – Они там должны скукожиться от холода, сначала на полусогнутых пойдут.
Когда впереди засветился аэропорт, Николай принял решение и, еще раз покосившись на Алексея, предложил:
– Мой друг – врач «скорой помощи», подруга у него – медсестра. Они вам рану обработают.
– А если?..
– Тайна вкладов гарантируется, – улыбнулся Николай. – Полное молчание.
Алексей секунду подумал и махнул здоровой рукой:
– Не надо. У меня все есть.
– Тогда давайте я сам сделаю, что надо. Может, еще раз перевязать?
– Обойдется. Ты и так все сделал правильно.
Прощание у машины было коротким.
Николай побежал на регистрацию. Потом в общежитие отдавать другу ключи от машины. Ему еще хватило несколько минут, чтобы позвонить домой.
Алексей тоже, подхватив здоровой рукой рюкзак, пошел в сторону аэропорта и мгновенно растворился в полумраке среди людей.
Пассажиров набиралось лишь на треть самолета: видимо, лететь десятого декабря желающих было мало – все устремятся в свои города ближе к Рождеству. Поэтому садились на любые места.