Сабрина, видевшая приезд посыльного, спустилась вниз, чтобы выяснить, что случилось.
— Мой отец, — ответила я, — в тяжелом состоянии.
— Ах, моя дорогая Лотти!
— Я немедленно выезжаю, — сказала я.
— Да… конечно. Вскоре вернется Дикон. Давай подождем, что он скажет на это.
— Я выезжаю немедленно, — твердо заявила я. Посыльный остановился у нас. Сабрина заметила, что он выглядит истощенным, и велела слугам проводить его на кухню и хорошенько накормить. А потом ему надо отдохнуть.
Уладив эти вопросы, она повернулась ко мне.
— Не думаю, чтобы Дикон одобрил твой отъезд. Он рассказывал мне о событиях во Франции и очень радовался тому, что ты наконец покинула эту страну.
— Дикон не имеет к этому никакого отношения, — возразила я. — Я собираюсь уезжать и отправляюсь завтра утром.
— Лотти, этого нельзя делать!
— Я могу и должна это сделать. Ах, Сабрина, мне очень жаль, но вы должны меня понять. Это мой отец. Я ему нужна. Мне вообще не следовало оставлять его.
— Ты сама говорила, что он хотел, чтобы ты уехала сюда, правда?
— Да, потому что…
— Я уверена, он считал, что здесь ты окажешься в безопасности. Он уверен… так же, как и Дикон…
Мне хотелось, чтобы она прекратила наконец говорить о Диконе. Я уезжала — это было решено. Я не могла оставаться здесь, зная, что мой отец болен… и, возможно, умирает и зовет меня.
— Я немедленно начинаю собираться, — сказала я. Она схватила меня за руку.
— Подожди, Лотти. Не спеши. Давай, я пошлю кого-нибудь в Лондон за Диконом.
— Это займет слишком много времени, и в любом случае Дикон ничего не может изменить.
— Он огорчится, если ты уедешь.
— Значит, ему придется расстроиться, потому что я уезжаю.
— Дети… — начала она.
Я заколебалась. И тут же приняла решение.
— Они могут остаться здесь, если вы не будете возражать. Они могут отправиться домой позже. Я поеду одна как можно быстрее.
— Дорогая моя Лотти, мне это не нравится. Мне это совсем не нравится. Дикон…
— Пойду, поговорю с посыльным. За ночь он хорошенько отдохнет, и назад мы поедем вместе. Мы отправимся рано утром.
— Если бы здесь был Дикон!
— Ничто не остановит меня, Сабрина. Детям здесь будет хорошо. Они могут остаться?
— Конечно, конечно.
— Возможно, Дикон и вы приедете вместе с ними и погостите у нас в замке.
Она взглянула на меня испуганно.
— Если ты действительно намереваешься уезжать, тебе следует взять с собой хотя бы двух слуг. Тебе понадобятся кое-какие вещи… И с ними будет безопасней. Тебе обязательно нужно это сделать. Я настаиваю.
— Спасибо, Сабрина, — сказала я и пошла на кухню, чтобы поговорить с посыльным.
ПРОЩАЙ, ФРАНЦИЯ!
Все-таки я надеялась, что Дикон успеет вернуться домой. Я знала, что он попытается убедить меня не уезжать, но если я проявлю настойчивость, то, скорее всего, решит меня сопровождать.
Мне очень хотелось, чтобы он поступил именно так. Я боялась того, с чем могла встретиться по возвращении во Францию, и упрекала себя за то, что оставила отца, хотя именно он хотел, чтобы я уехала.
Эверсли находился недалеко от Дувра, и путешествие было недолгим. Ла-Манш мы тоже пересекли без приключений, поскольку стояла прекрасная погода. Только ступив на землю по ту сторону пролива, я ощутила, как изменилась обстановка.
Июльское солнце палило немилосердно, воздух был неподвижен, словно сама природа затаила дыхание в ожидании решительных событий. Что-то неуловимое носилось и в атмосфере городов, через которые мы проезжали. На улицах собирались кучки людей. Они украдкой поглядывали на нас, когда мы проезжали мимо. Некоторые городки выглядели опустевшими, но мне чудилось, что из-за закрытых окон домов за нами наблюдают.
— Такое впечатление, что все как-то странно изменилось, — обратилась я к слуге. Он ответил, что ничего не замечает.
Мы прибыли в Эвре, и я вспомнила, как в свой первый приезд во Францию мы с отцом останавливались здесь. Теперь все выглядело иначе. В городке царил дух молчаливой враждебности, тот самый, который я уже почувствовала в городах и деревнях, через которые мы проезжали.
Я вздохнула с облегчением, когда, наконец, показался замок. Пришпорив коня, я въехала во двор. Один из слуг принял его, а я поспешила в замок. Лизетта, которая, должно быть, следила за дорогой из окна, тут же сбежала в холл.
— Лизетта! — воскликнула я.
— Итак, ты приехала, Лотти.
— Я хочу сейчас же повидать отца. Пристально взглянув на меня, она покачала головой.
— Что ты хочешь сказать? — быстро спросила я.
— Его похоронили неделю назад. Он умер на следующий день после того, как я послала тебе письмо.
— Умер! Отец! Это невозможно.
— Да, — ответила она, — он был тяжело болен. Врачи сказали ему об этом.
— Когда? — воскликнула я. — Когда врачи сообщили ему об этом?
— Давно. До вашего отъезда.
— Тогда почему же?..
— Должно быть, он хотел, чтобы вы уехали. Я села за большой дубовый стол и уставилась невидящим взглядом в высокое узкое окно. Теперь я все поняла. Он давно знал, что серьезно болен, и именно поэтому настоял на нашей поездке в Англию. Отец вообще не собирался ехать со мной, но все время говорил, что поедет, только для того, чтобы заставить меня завершить подготовку к отъезду, и лишь в самый последний момент признался, что не может сопровождать нас.
— Мне не следовало уезжать, — произнесла я. Лизетта пожала плечами и слегка склонилась над столом, поглядывая на меня. Если бы я не была настолько ошеломлена, я наверняка заметила бы изменения в ее отношении ко мне. Но я была слишком поражена происшедшим, слишком подавлена обрушившимся на меня горем.
Я пошла в спальню отца. Лизетта последовала за мной. Полог был отдернут, открывая пустую кровать. Я встала возле нее на колени и закрыла лицо руками.
Лизетта стояла рядом.
— Это бесполезно, — сказала она. — Его больше нет. Я прошлась по комнатам. Пусто. Затем направилась в церковь и примыкающий к ней мавзолей. Там стояло его надгробие. «Жерар, граф д'Обинье. 1727–1789».
— Это произошло слишком быстро, — пробормотала я и увидела, что Лизетта стоит сзади.
— Ты отсутствовала довольно долго, — напомнила она мне.
— Мне следовало сообщить обо всем.
— Он не позволял. Только тогда, когда он уже был не в состоянии приказывать, не мог запретить послать за тобой, я решила поступить так, как считала нужным.