— О, Рольф! — воскликнула я. — Какой ты умный!
Он засмеялся, взял меня за подбородок и посмотрел в лицо:
— Ты не должна быть слишком высокого мнения обо мне, Аннора. Я могу не оправдать твоих надежд.
— Ты обязательно оправдаешь! — страстно воскликнула я. — Расскажи мне об этой странной церемонии.
— Я только слегка коснулся этих тайн. Я ведь интересуюсь только как дилетант.
— Покажи же, наконец, это одеяние! — воскликнула я.
Рольф открыл ящик, достал одеяние и надел его.
Дрожь пробежала по мне при виде его. Оно было похоже на монашеское одеяние. Капюшон с узкой прорезью для глаз полностью закрывал лицо.
— В этом есть что-то устрашающее, — заметила я, а когда Рольф стащил капюшон, я облегченно засмеялась:
— Вот так лучше. Теперь ты похож на себя, а в этом… ты словно другой человек.
— Представь себе, когда несколько человек одеты так. Полночь… и эти древние камни вокруг… Так постигаешь атмосферу?
— Это напоминает мне испанских инквизиторов, которые мучили еретиков. Мы с мисс Кастер как раз сейчас изучаем испанскую инквизицию. Это действительно страшно!
— Этого они и хотели! Я думаю, инквизиторы не так страшны, как те, в остроконечных колпаках с узкими щелками для глаз. Вот они, действительно, загоняют душу в пятки! Я покажу тебе кое-какие картинки на эту тему.
— Могу я тоже примерить?
— Оно будет тебе слишком велико.
— Все равно, мне хочется Когда я надела одеяние, которое волочилось по полу, Рольф, смеясь, сказал:
— Ты отняла у него всю зловещую силу, Аннора.
Ты очень медленно растешь…
Он посмотрел на меня с большой нежностью, потом положил руки на мои плечи. Потом взял у меня одеяние и сложил его обратно в ящик.
— Расскажи мне о Стонхендже, — попросила я.
Мы сели за стол, он снял с полки книги, чтобы показать мне, и с чувством стал говорить о гигантских камнях среди могильников, что показалось мне страшно увлекательным. Было так чудесно сидеть рядом с Рольфом.
Этот день оказался очень счастливым для меня.
Вокруг было много разговоров о происшедших несчастьях. Слуги обсуждали их без конца. Когда я встретила Дигори в лесу, он казался переполненным гордостью.
— Действительно, твоя бабка убила Джемиму и малыша миссис Черри? спросила я его.
Он скривил губы и таинственно посмотрел на меня:
— Она может все!
— Мой отец считает, что людям не следует говорить такие вещи.
В ответ Дигори запрыгнул на дерево и захохотал.
Он приложил два указательных пальца к голове, показывая, что у него есть рога.
Я развернулась и побежала домой.
Еще долго шли разговоры о мамаше Джинни, но постепенно они затихли.
* * *
Однажды утром, спустившись к завтраку, по царившей в комнате обстановке, я поняла: что-то произошло. Мои родители было поглощены беседой.
— Я должна ехать сейчас же, Джейк, — говорила мама, — потому что могу опоздать. Я понимаю, что ты не можешь выехать прямо сейчас.
— Не думаешь ли ты, что я отпущу тебя одну?
— Но я должна ехать сегодня же.
— Мы поедем вместе.
— О, Джейк, спасибо тебе.
— Что происходит? О чем вы говорите? — спросила я.
— О твоем дедушке Диконе, — объяснила мама. — Он очень болен. Все думают…
— Ты хочешь сказать… он умирает?
Мама отвернулась. Я знала, что она с особым. чувством относилась к своему отцу.
Отец взял меня за руку:
— Ты ведь знаешь, он очень стар. Это должно было случиться. Чудо, что он прожил такую долгую жизнь.
Мы с мамой должны выехать сегодня.
— Я поеду с вами.
— Нет, вы с Джекко останетесь дома. Мы должны приехать туда как можно быстрее.
— Мы вас не задержим.
— Нет, — твердо сказал отец. — Мы с мамой едем одни. Мы так скоро вернемся, что вы не успеете заметить, что мы уехали.
Я пыталась убедить взять меня с собой, но они не уступили и в этот же день уехали.
* * *
Через несколько дней после их отъезда начался дождь.
— Кажется, он никогда не кончится, — говорила миссис Пенлок. — Как будто нас кто-то проклял. Мои грядки так вымокнут, что там все просто утонет.
Потоки заливали поля, протекал сквозь крыши хижин. Каждый день рассказывали о новых несчастьях, переглядывались, шептались:
— Вы знаете, кто все это делает?
— Это она! Кто еще, как не она?
Бородавки Дженни Бордон, выведенные мамашей Джинни год назад, появились опять. Ребенок Дженнингсов заболел коклюшем, и болезнь неудержимо распространялась. Том Купер, ремонтируя крышу, свалился с лестницы и сломал ногу.
Среди соседей зарождались дурные настроения, и общее мнение было таковым, что не нужно далеко ходить, чтобы найти источник всех несчастий.
И на постоялых дворах, где мужчины сидели за кружкой эля, и среди женщин, когда они собирались посудачить на кухнях или у порога, — везде главной темой разговоров опять стала мамаша Джинни.
Дигори подливал масла в огонь. Когда Дженни Бордон, страдая от очередного нашествия бородавок, крикнула ему вдогонку: «Ведьмин шалопай», он только высунул язык, показал рога и заявил, что наложит на нее проклятье.
— Ты не можешь, — крикнула она ему. — Ты просто шалопай.
— Моя бабка может, — парировал он.
И люди считали, что мамаша Джинни может наложить на всех проклятье.
Я чувствовала, что напряжение нарастает. Я говорила об этом Джекко, но он был слишком занят своими делами, чтобы обращать внимание на мои слова. С другой стороны, тревогу порождали и предчувствия.
Все чувствовали, что вот-вот что-то произойдет.
Я пыталась говорить об этом с мисс Кастер, но она была необщительна, хотя, думаю, она тоже чувствовала, как растет враждебность по отношению к мамаше Джинни. Мисс Кастер не верила в заклятья, потому что была слишком образованной, и, конечно, считала войну Алой и Белой розы предметом куда более важным, чем плохая погода и несчастья, которые обрушились на окрестное население.
— Все становятся такими злыми, мисс Кастер, — настаивала я. — Они не говорят ни о чем другом.
— У этих людей нет лучшего предмета для разговора.
— Как бы мне хотелось, чтобы отец был здесь. Он бы смог поговорить с ними. Интересно, что происходит в Эверсли? Лучше бы они взяли меня с собой. Не понимаю, почему они не взяли меня.