— Милое дитя, не нам судить о путях Господних. Но довольно об этих кузенах. Они не идут ни в какое сравнение с твоими немецкими кузенами. Что ты думаешь об Эрнсте и Александре?
— Они замечательные.
— Куда интереснее, чем твои Кембриджи и Кумберленды.
— Они… совершенно другие.
— Ты находишь их замечательными, но ты еще не видела Саксен-Кобургских кузенов.
— Вы говорите об Эрнсте и Альберте.
— Самые прелестные мальчики, каких я видел в жизни.
— Я слышала о них.
— Если тебе понравились Александр и Эрнст…
— О да, дядя.
— Тогда эти двое тебя еще больше очаруют.
— А когда я их увижу?
— Скоро, дорогая, очень скоро.
— Мне очень хочется их увидеть, особенно Альберта.
— Да, Альберт и в самом деле изумителен. Я считаю его своим собственным сыном. Он так же близок мне, как и ты, моя милая. Если я могу быть немного нескромен…
— О пожалуйста, дядя.
Я думала, он расскажет мне о скандале, касающемся матери Альберта, о чем я хотела поговорить с ним, но что-то удержало меня. Я чувствовала, что Феодора, быть может, не должна была мне говорить об этом, и если бы я упомянула ее, ей бы досталось за такую несдержанность.
Очевидно, я была права, потому что дядя Леопольд не упомянул об этом. Все, что он сказал, было:
— Нехорошо с моей стороны иметь любимчиков, но очень трудно этому противостоять. Я скажу тебе, Виктория, но ты только никому не говори: Альберт — мой самый любимый из всех твоих кузенов.
— Тогда я уверена, что он будет и моим.
— Я надеюсь, дитя мое, я горячо на это надеюсь.
Он долго говорил об Альберте, как он ездит верхом на английских пони, как он собирает коллекции растений и минералов.
— Он больше ученый, чем спортсмен. Он как-то сказал мне, что не понимает, как это люди увлекаются охотой. Разве это не свидетельствует о тонкости его чувств? Я согласилась.
— Он очень умный? — спросила я.
— Он очень прилежен.
— Пожалуй, он сочтет меня легкомысленной.
— Твоя мама говорила мне, что в тебе это есть… и что ты склонна позволять своим чувствам управлять своим разумом. Дорогая моя, это не всегда так плохо. Ты преисполнена чувства, и когда ты любишь, то всем сердцем. Я уверен, Альберта это привело бы в восхищение. Ему не так легко выражать свои чувства. Ты могла бы ему помочь стать более открытым, а он бы помог тебе стать более сдержанной. Мысль, что я могу помочь Альберту, мне понравилась.
— У него такой хороший характер. Его сердит только несправедливость или нечестность. Я помню, как они играли в Розенау. Некоторые из них должны были защищать замок. Альберт был в числе нападающих. Один из мальчиков нашел способ пробраться в замок через задние ворота, но Альберт на это не пошел. Он сказал, что саксонскому рыцарю не подобает совершать низкие поступки и врага следует атаковать только спереди.
— Как благородно!
— Альберт благороден. Это самый достойный, благородный и прекрасный рыцарь, какой когда-либо существовал на свете.
— Я так хочу его увидеть.
— Ты и увидишь… очень скоро.
— Вы это устроите, дядя Леопольд?
— Да. Он приедет к тебе с моим благословением и моим настоятельным желанием, чтобы вы помогли друг другу проявить свои добродетели.
— Я надеюсь, что он скоро приедет. Дядя Леопольд привлек меня к себе и нежно поцеловал.
— Помни всегда, дитя мое, что твое благополучие — самое важное для меня в мире, твое и Альберта.
— Я чувствую, что уже люблю его, — сказала я.
— Я не сомневаюсь, что ты очень его полюбишь.
Потом дядя Леопольд стал объяснять, как необходимо для меня смирение, одна из величайших христианских добродетелей. Судьба поставила меня в затруднительное положение, и вскоре мне придется взять на себя большую ответственность. Я сказала ему, что все это мне известно, что архиепископ говорил мне об этом во время конфирмации.
— Остерегайся лицемерия. Это главный порок нашего времени. Я очень люблю добрую старую Англию, но само состояние общества и политика превращают многих здесь в лжецов и предателей. Предпочтение оказывается видимости, но не реальности. Оставайся всегда правдивой и верной себе. Будь благоразумна и осторожна… но в то же время будь честной и правдивой.
Его красноречие было изумительно! Правда, он давал слишком много наставлений, притом очень противоречивых. Я должна быть откровенной и в то же время осторожной. Я должна слушать лицемеров и оставаться верной себе и в то же время быть благоразумной, что означало необходимость скрывать свои подлинные чувства, а как можно было при этом оставаться правдивой? Мне казалось, что мне будет трудно поступать правильно, потому что было слишком много противоречий, но я утешала себя мыслью, что дядя Леопольд, хотя нас и разделял пролив, всегда придет на помощь, если она мне потребуется. А вскоре мне предстояло встретиться с кузеном Альбертом, представлявшим собой сочетание всех добродетелей — без единого порока.
Я приятно проводила время и с тетей Луизой. В отсутствие дяди Леопольда она бывала немного легкомысленна. Это способствовало восхитительной задушевности в наших отношениях. Я, восхитившись ее элегантностью, призналась, что мне нравятся ее туалеты. Она пригласила меня в свои апартаменты и показала некоторые из своих платьев. Она сказала, что мне они не по возрасту, но я примерила их и рассматривала себя в зеркале. Она наблюдала за мной, склонив слегка голову набок, и сказала, что мне идут французские фасоны, и подсказала, какие цвета мне больше к лицу.
— Меня одевают как маленькую девочку, — сказала я. — Мне бы хотелось носить что-нибудь взрослое. — Скоро так и будет, — сказала она. — В конце концов, ты уже не девочка.
— Мне кажется, мама хочет, чтобы я оставалась маленькой возможно дольше, — продолжала я в порыве доверия. — Она боится, что мне скоро будет восемнадцать лет.
Я поспешно умолкла. Мне следует всегда помнить все предписания дяди Леопольда, а сейчас проявила неосторожность.
Наконец настал печальный день, когда дядя Леопольд и тетя Луиза должны были нас покинуть. Бросившись в объятия дяди Леопольда, я прорыдала:
— Не уезжайте.
Он погладил меня по волосам и сказал, что глубоко сожалеет о необходимости расстаться со мной.
— Но я должен управлять государством, малютка. Я уцепилась за руку тети Луизы.
— Я буду так скучать без вас. Дядя Леопольд прошептал мне на ухо:
— Скоро я пришлю кузена Альберта утешить тебя.
Это ободрило меня немного, но мне было очень грустно следить за кораблем, отплывающим под бельгийским флагом. Сколько лет пройдет, подумала я, прежде чем я снова увижу дядю Леопольда?