— Ричард! — воскликнула я. — Что случилось?
— Я... просто не могу поверить, — ответил он. — По-моему, это конец.
— Король его простил?
Ричард молчал, уставясь в одну точку. Я села к нему на подлокотник и отвела волосы с его лица.
— Скажи, Ричард. Я хочу знать, потому что многое вынесла от него.
— Оборот событий совершенно неожиданный, — негромко произнес мой муж. — Георг спятил... совершенно обезумел. Отверг последнюю возможность. Это определенно конец. Он сам принял решение.
— Ричард, прошу, расскажи, что произошло.— Эдуард поехал к нему... с намерением снова простить. Но Георг, едва увидев его, поднял ругань, стал кричать, что он привел в нашу семью подлых тварей, что женился на ведьме и приблизил к себе всех ее кровопийц-родственников.
— Думаю, король был не в настроении вести подобный разговор.
— Правильно думаешь. Эдуард велел Георгу замолчать. Обвинил его в изменнических поступках. Сказал, что приехал помочь ему, но теперь это желание у него пропадает. Георг вел себя безрассудно. Он был явно нетрезв. Ему в камеру привезли большую бочку мальвазии. Эдуард продолжал урезонивать его. Георг иногда бывает проницательным и явно понимал, что король ищет оснований для его освобождения. Надо ж быть таким дураком! Мог бы уже выйти на волю, будь хоть немного порассудительней. Он всегда действовал по настроению. И тут продолжал поносить королеву с Вудвиллами. Потом сказал ужасную вещь. Заявил, что, когда наш отец уезжал на войну, мать завела любовника, и тот стал отцом Эдуарда, поэтому законный наследник трона он, Кларенс.
— Какой чудовищный наговор!
— Оскорбление не только Эдуарда, но и матери.
— Интересно, что сказала бы она, если б ей стало известно?
— Пришла бы в ярость, как Эдуард. Он сказал мне: «Видишь, каков Георг? Что делать? Он мой брат. Если я освобожу его, то как знать, что он может выкинуть со дня на день?» Я ответил: «Тебе предстоит разговор с матерью. Думаю, после него она не станет просить за Георга так настойчиво».
— Не представляю, как бы она поступила, узнав о таком обвинении.
— Эдуард не хочет, чтобы мать знала о словах Кларенса. Говорит, это сильно потрясет ее и расстроит. Отцу она всегда была преданной женой. Даже ездила с ним в походы при всякой возможности. Это чудовищное оскорбление ее доброму имени, притом совершенно несправедливое. Но теперь ясно — Георг может сказать все, что взбредет в голову.
— Полагаешь, теперь ему конец?
Ричард задумался.
— Тут есть еще одна загвоздка, — неторопливо произнес он. — Похоже, Эдуард готов был сказать мне о ней, но передумал. Видно, что-то так потрясло его, что он не мог открыться даже мне.
— Значит, не имеешь даже понятия, в чем дело?
— Ни малейшего. Эдуард выразился довольно туманно. Сказал: «Существует еще одна опасность... страшная, если Георг преуспеет». Потом надолго умолк. Я спросил, о чем он. Эдуард ответил: «Да так... это сущая ерунда. Глупость, какая способна зародиться в мозгу у Кларенса». Я вновь попросил его сказать мне. Несмотря на деланную небрежность, с какой он уходил от разговора, видно было, что на душе у него кошки скребут. «Ерунда это... ерунда», — ответил он, давая понять, что говорить на эту тему не хочет.
— Думаешь, Кларенс нанес ему непростительное оскорбление?
— Да.
— По-моему, обвинение в незаконнорожденности уже непростительно.
— Это чушь, которую легко опровергнуть.
— Но из нее видно, что Георг враг своему брату.
— Это не новость. Мне кажется, короля подвигло к решению то, о чем он умалчивает. Хотя как знать? Матушка просила сохранить жизнь Кларенсу, а Эдуард терпеть не может неладов между родными. Он и так уже обидел Маргариту, отказавшись допустить брак Кларенса с Марией и предложив вместо него лорда Риверса. Ему хочется, чтобы все вокруг пребывали в согласии... поэтому... не знаю, какая судьба ждет Георга.
Мы недолго пребывали в неведении.
На другой день стало известно, что мертвецки пьяный герцог Кларенс свалился в громадную бочку с мальвазией и утонул.
Эта новость ошеломила двор. Все хорошо знали о пристрастии герцога Кларенса к вину, и казалось вполне вероятным, что он хотел зачерпнуть вина из бочки, сверзился в нее и спьяну не сумел выбраться. По иронии судьбы причиной смерти его явился любимый напиток, притом в бочке, которую он сам велел доставить в камеру.
Я подозревала другое. После рассказа Ричарда у меня почти не оставалось сомнений, что Кларенс убит по королевскому приказу.
Герцогиня Сесили горько оплакивала Георга. В ней трудно было узнать гордую Сис. Разговаривала она со мной очень печально.
— Эдуард замечательный король, — сказала герцогиня. — Надежно держит в руках бразды правления. Отец его тоже мог бы стать замечательным королем. Как я не хотела этой ссоры между родными! Всем нам требуется держаться заодно. В единстве сила, в разладе опасность.
Пытаясь утешить свекровь, я невольно задалась мыслью, что сказала бы она, узнав о том, как сын оскорбил ее. Возможно, поняла бы, почему Кларенсу пришлось умереть, осознала бы, что он являл собой нешуточную угрозу своему брату и спокойствию Англии. Ричарда эта история очень огорчила. Мы немного поговорили о ней. Я знала, он считал, что утопить Георга велел Эдуард... и в таком случае это было убийство.
— Будь Кларенс жив, — сказал Ричард, — рано или поздно началась бы смута... по всей стране стали б вспыхивать мятежи... люди гибли бы за бессмысленное небезнадежное дело. А если представить, что Георг одержал бы верх над Эдуардом... вообрази, какое зло постигло бы всю страну. В таком случае можно было б оправдать и убийство.
Мы поговорили на эту тему и, видимо, оба сочли, что если насильственная смерть одного глупого, безрассудного человека послужила избавлению тысяч людей от гибели и страданий, то это не убийство, а правосудие.
— Эдуард никогда не был мстительным, — утверждал Ричард. — Что бы ни произошло в ту ночь, это оправдано.
Я поняла, что, когда Ричард пришел к такому заключению, у него отлегло от сердца, и больше мы о смерти Георга не разговаривали.
Мария Бургундская вышла за эрцгерцога Максимилиана Габсбурга, сына императора Фридриха Третьего, чем и завершилось дело, пробудившее такую ярость в Кларенсе и приведшее его к гибели.
В ту ночь, когда погиб Кларенс, был произведен еще один арест, приведший Ричарда в недоумение. Под стражу взяли Роберта Стиллингтона, епископа Батского и Уэльского. Он являлся твердым сторонником Йорков, однако его обвинили в изменнических высказываниях, способных нанести ущерб безопасности государства. Дело вскоре прекратили, Стиллингтон вышел на свободу, но впоследствии мне предстояли вспомнить о нем, хотя тогда оно казалось совершенно незначительным.
Нас больше ничто не задерживало в Лондоне. Ричард уверил короля, что ему не стоит слишком долго находиться вдали от Севера. Эдуард тепло обнял Ричарда, назвав его своим «преданным братом». Ричард был глубоко тронут. Он передал мне слова Эдуарда: «У меня ни разу не было повода усомниться в твоей преданности. Я должен благодарить Бога за то, что он осчастливил меня братом Ричардом».