На площадях взывали к Аллаху, но в голосах слышалось отчаяние, а не надежда.
Кто-то проклинал Боабдила, перешедшего на сторону христиан. Кто-то роптал на Эль Загала, рискнувшего вести войну на два фронта: против Боабдила и христиан. Кое-кто поговаривал о том, что их правителям следует подумать о мире – за который они готовы заплатить. Прочие хором кричали: «Смерть христианам! Умрем, но не сдадим города!»
Когда на городские крыши и улицы мелким кровавым дождем посыпались останки растерзанного лазутчика, все они стиснули зубы от злости.
В тот же день на главную площадь привели пленного христианина. Его подвергли самым изощренным пыткам и наконец убили. Изувеченное тело погрузили на осла, а осла выпустили за городские ворота. Навьюченное этой страшной ношей животное несколько дней бродило под стенами Малаги, вне досягаемости христианских сторожевых постов.
Солнце палило нещадно, но воды уже не было. Запасы пищи тоже кончились. Во всем городе оставалось не больше дюжины собак и кошек, лошади были давно съедены. Пробовали жевать виноградные листья, варить кожаные ремни, но едва ли это могло кого-то выручить. Мужчины и женщины умирали прямо на улицах – от истощения и неизвестных болезней, – и их тела много часов оставались лежать неубранными. А за городскими стенами христиане по-прежнему выжидали, не снимая осады и не начиная штурма.
Наконец к Гамлету Зели пришла группа знатных горожан.
– Мы больше не в силах терпеть эти муки, – сказали они. Он склонил голову.
– Когда наступит время, помощь прибудет, – тихо произнес он.
– Но не слишком ли поздно оно наступит, почтенный Гамлет Зели?
– Я поклялся Эль Загалу ни при каких обстоятельствах не сдавать города.
– Через несколько дней в Малаге не останется ни одного живого человека. Помощи нам ждать неоткуда, а у самих нас нет сил даже хоронить мертвых. Аллах отвернулся от нас, и теперь нам осталось только открыть ворота и впустить в них христиан.
– Таково желание всех горожан? – спросил Гамлет Зели.
– Всех, кто еще может говорить и осознавать происходящее.
– Хорошо, я отведу войско за Эстепону, откуда мы, в крайнем случае, сможем переправиться на ту сторону Гибралтарского пролива. А вы заключите мир с Фердинандом.
Мужчины переглянулись.
– Не об этом ли мы просили несколько недель назад? – спросил один из них.
– Мы понесли напрасные жертвы, но положение еще можно исправить, – сказал другой. – Вы, почтенный Али Дордук, возглавите делегацию, которая сегодня же вступит в переговоры с Фердинандом. В прошлый раз он обещал отступные за добровольную сдачу города. Скажите ему, что мы согласны принять его условия.
– Немедленно собираю людей и иду в лагерь Фердинанда, – кивнул Али Дордук. – Чем раньше мы там будем, тем больше жизней нам удастся спасти.
– Ступайте прочь из моих покоев, – сказал Гамлет Зели. – Ничего не желаю слышать об этом постыдном торге. Сам я скорее умру, чем встану на колени перед захватчиками.
– Мы не солдаты, Гамлет Зели, – вздохнул Али Дордук. – Мы люди мирные, и нам нужен мир. Как бы то ни было, христиане не смогут уготовить нам худшей участи, чем голодная смерть, ожидающая нас в случае продолжения осады.
– Плохо вы знаете Фердинанда, – усмехнулся Гамлет Зели. – Думаю, скоро вы пожалеете о своем малодушии.
Фердинанду доложили о прибытии парламентеров из Малаги.
– Делегацию возглавляет Али Дордук, самый богатый и уважаемый житель города, – сказали ему. – Он просит у вас аудиенции, чтобы обсудить условия сдачи.
Лицо Фердинанда расплылось в широкой улыбке.
– Ступайте к парламентерам, – сказал он, – и передайте им следующее: несколько недель назад я предлагал им мир, и они отказались. Тогда их положение позволяло им торговаться, но теперь ситуация изменилась. Через несколько дней я все равно буду в Малаге. Поэтому их дело – не обсуждать условия сдачи, а сидеть в городе и ждать, когда я решу их участь.
Делегация вернулась в Малагу. Слова Фердинанда повергли горожан в смятение.
– Горе нам, горе, – причитали в домах и на улицах. – Все ясно, от христиан нам не будет пощады.
Многие предлагали держаться до конца.
– Лучше смерть, чем капитуляция, – говорили они. – Опомнитесь! У нас есть опытный и храбрый военачальник, Гамлет Зели. Вот кому нужно довериться в эту ответственную минуту – ему, а не коварному Фердинанду! Почему вы не внемлете голосу разума?
– Потому что наши семьи голодают, – отвечали им. – Потому что наши жены и дети умирают от голода и болезней. Разве этого мало для того, чтобы мы хотели любой ценой добиться снятия осады?
К Фердинанду послали новую делегацию.
На собрании горожан новые условия мира были приняты единогласно. Они сдадут город в обмен на жизнь и свободу его жителей. Если Фердинанд откажется от этого дара, шестьсот христиан, захваченных в боях и содержащихся в тюрьмах Малаги, будут повешены с той стороны городских стен и башен. После этого стариков, женщин и детей запрут в домах и подожгут вместе со всем имуществом, а мужчины с оружием в руках выйдут на врага. Погибнут все, но сокровища Малаги не достанутся Фердинанду.
Услышав такой ультиматум, Фердинанд снова улыбнулся. Он понимал, что дух защитников Малаги уже сломлен. Понимал и не питал ни малейшей жалости к ним. Человек волевой и решительный, он был лишен воображения. Он был способен видеть только интересы дела, которому служил всю жизнь.
Никаких уступок, ответил он. Если будет причинен вред хотя бы одному христианину, находящемуся за стенами Малаги, христиане перебьют всех мусульман, укрывшихся в городе.
На этом противостояние закончилось. Городские ворота были открыты.
Изабелла, наряженная во все подобающие случаю аксессуары и украшения, ехала рядом с Фердинандом, и они вступали в покоренный город.
К этому времени над всеми главными зданиями Малаги уже развевались христианские знамена.
Самая большая мечеть теперь именовалась собором Санта-Мария-де-ла-Энкарнасьон. Над городом плыл мерный колокольный звон.
Первым делом Изабелла посетила храм, где перед новым алтарем отстояла торжественный молебен.
Затем королевская чета объезжала улицы, но Изабелла не видела испуганных лиц горожан, не замечала алчно блестевших глаз Фердинанда. Она слышала лишь колокольный звон и знала только то, что ее войска одержали величайшую победу над маврами.
Вот и еще один город перешел в руки христиан, думала она. Осталось взять столицу – и участь арабов в Испании будет решена.
Внезапно в свите послышались крики негодования. Это выпустили из тюрьмы христиан, уже много лет содержавшихся там на положении каторжников. От долгого пребывания в темноте многие ослепли, другие закрывали глаза руками, защищая их от яркого солнца. Все они едва передвигали ноги, у каждого на шее висела цепь с кольцом на конце.