– Мне? Да я терпеть не могу этого выскочку!
– Яков, он наш плотью и кровью, и мы оба любили его мать. Ну, зануден немного – так кто же нынче без грехов? Разве тебе не говорили, что семьи должны жить вместе?
Яков нетерпеливо замахал руками.
– Ты тоже отнюдь не пользуешься уважением в народе, – продолжал Карл. – И, между прочим, из-за такого же упрямства. Уже давно мог бы понять настроение простых людей и отказаться от открытого пренебрежения к протестантским обычаям.
– А сами-то вы?
– Я сказал – открытого пренебрежения. Постарайся слушать, что тебе говорят. Так вот, если Мария выйдет за нашего кальвиниста, люди скажут: «Ага! Видать, наш герцог не совсем перешел на сторону Папы, раз позволил заключить этот брак». Ну? Теперь ты понял, почему он так необходим тебе?
– Ваше Величество, вы всегда выступали за веротерпимость.
– И проявлял ее больше, чем ожидали мои подданные. Тебе это известно, как никому другому.
– Вы имеете в виду ваши секретные переговоры с Луи? Кстати, уж не они ли побуждают вас нарушить данное мне обещание?
Карл усмехнулся.
– Как я уже говорил, у меня нет никакого желания вновь пускаться в странствия по белому свету. Становиться палачом и вытягивать жилы из всякого, кто скажет слово против моей воли, я тоже не хочу. И в то же время я не могу чувствовать себя полноценным монархом, когда какие-то людишки залезают ко мне в карман и требуют отчета за каждый потраченный пенни. Тяжела королевская ноша, Яков, – особенно, в наше время. Я многое прощаю своим подданным, никому не лезу в душу, но почему-то никто не хочет понять, что мои религиозные убеждения это мое личное дело, касающееся только меня. Тем более – деньги, в приличном обществе о них вообще не говорят. Если я заключаю договор с королем какой-то страны, который дает мне то, в чем отказывает мой собственный парламент, – это тоже мое личное дело, Яков.
– И по этой причине моя дочь должна выйти замуж за голландца?
– Не только по этой, Яков. Причин много: моя глупость, твоя глупость, глупость всех, кто хочет вести войну вместо того, чтобы жить в мире… Смирись, брат мой, прошу тебя. Смирись – и мы посмотрим, что можно выудить из нашего голландского заморыша.
Когда Вильгельм прибыл в Ньюмаркет, король встретил его радушно.
– Давненько не виделись, племянник, давненько. Ну, теперь-то как твои любовные похождения? Надеюсь, все в порядке?
– Прежде всего я бы хотел посмотреть на принцессу Марию, – осторожно ответил Вильгельм.
Карл рассмеялся.
– Уж не думаешь ли ты, что тебя попросят сделать предложение, не показав то, ради чего ты приехал? Не беспокойся, еще увидишь ее. Впрочем, заранее могу сказать, что более очаровательной девушки не сыщешь во всей Англии – а может быть, и в Голландии!
Вильгельм даже не улыбнулся. Он подозревал, что в эпизоде со служанкой королевы какую-то роль сыграл и Карл, – и боялся, что его вновь захотят провести за нос.
– Я был бы рад встретиться с ней.
– Вот только обсудим кое-какие менее приятные вопросы – и пожалуйста, дорогой племянник. У нас в Англии самые сладкие блюда обычно подают на десерт, так не будем же нарушать традицию. Сейчас для нас важнее всего выработать условия мира. Поэтому давай-ка прямо здесь, в Ньюмаркете, проведем переговоры – глядишь, появится повод отпраздновать сразу два великих события.
Вильгельм насупился. Затем проговорил, почти не разжимая губ:
– Ваше Величество, условия мира я смогу обсуждать только после встречи с принцессой Марией.
– Ах, племянник, ты же знаешь – делу время, потехе час. Не артачься, давай займемся делом.
– Сожалею, но ничего не могу добавить к своим прежним словам, Ваше Величество.
Карл со вздохом повернулся к свите.
– Ну, что я говорил? Влюбчивый юноша, таких у нас нет.
Леди Франциска Вилльерс внимательно посмотрела на Марию. Она любила эту девочку, хотя и не без облегчения думала о скором избавлении от забот, связанных с ее воспитанием. Особых беспокойств Мария ей не доставляла – разве что ее взаимоотношения с Франциской Эпсли вызывали некоторую тревогу.
– Миледи, – сказала леди Франциска, – в Лондон приехал ваш кузен принц Оранский, и Его Величество король желает представить ему вас и вашу сестру.
– Мне уже говорили о его приезде, – небрежно заметила Мария.
Она размышляла о той печати, которую недавно видела у Сары Дженнингс. Было бы забавно использовать ее в переписке с Франциской.
– Официальная встреча назначена на завтра. Король и ваш отец хотят, чтобы вы ближе познакомились с ним.
– Как я слышала, сам он не всегда испытывает подобное желание.
– Кто вам это сказал?
Мария пожала плечами; ей вовсе не хотелось выдавать человека, сообщившего ей эти сведения. К тому же она не предполагала, что они могут вызвать чей-либо повышенный интерес.
Бедное дитя, подумала леди Франциска, она ничего не знает. Боюсь, ей предстоит серьезное потрясение.
Леди Франциска попыталась представить, какое впечатление ее воспитанница произведет на своего будущего супруга. Скорее всего – благоприятное, решила она. Мария и в самом деле была очень хороша собой: стройная, с безукоризненно правильными чертами лица и особенно красивыми большими миндалевидными глазами. И все же она не выглядела достаточно взрослой для замужества – как-никак, ей было только пятнадцать лет.
Встревоженная пытливым взглядом воспитательницы, Мария подошла к ней.
– Вы побледнели, – сочувственным тоном произнесла она. – Неужели опять мигрень?
Леди Франциска приложила ладонь ко лбу и сказала, что в последние дни ей и вправду нездоровится.
– По-моему, вам нужно прилечь. Леди Франциска покачала головой.
– Нет, у меня много дел. Пожалуйста, скажите леди Анне о завтрашней встрече.
– Хорошо, – улыбнулась Мария. – Иду к ней.
Встретившись с Вильгельмом, она подумала, что молва была права: он и в самом деле даже не улыбался.
– Добро пожаловать в Англию, кузен, – сказала она, поскольку король и ее отец так и не выразили желания первыми заговорить с ним.
Он поклонился, и она спросила, как ему понравилась Англия.
– Понравилась, – последовал ответ.
Ну и зануда! В следующем письме Франциске она непременно припомнит этот разговор. А еще лучше – прибережет для встречи с ней. Она улыбнулась, представив лицо Франциски, наблюдающей за ее пантомимой.
– Твой гаагский двор не такой, как наш?
– Полагаю, дворы не должны походить друг на друга.