В тени граната | Страница: 44

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Вы балуете своего племянника.

Глаза Маргариты с любовью остановились на юном Карле, который неуклюже стоял с дедом и Генрихом и с серьезным видом прислушивался к их разговору.

— Он мне очень дорог,— ответила она.— Своих детей у меня не было, поэтому я, естественно, должна заботиться о сыне моего брата.

— Печально, что у вас никогда не было таких своих детей. Но вы еще молоды. Разве это нельзя исправить?

Маргарита увидела, куда ведет разговор и в изумлении затаила дыхание. Неужели этот самонадеянный человек действительно попросит дочь Максимилиана выйти за него замуж — так же бесцеремонно, как, она была в этом уверена, может пригласить стать его любовницей какую-нибудь крестьянку или служанку? При этой мысли она были изумлена и очарована, но попыталась сменить тему.

— Вы высокого мнения о моем юном племяннике,— сказала она.— Вижу, что и король тоже. Но вы не знаете моего Карла, он совсем не глуп.

— Уверен, что любой ребенок, которого судьба благословила быть под вашей опекой, научится чему-нибудь для своей пользы.

— Пусть вас не обманывают его спокойные манеры. Он ничего не пропускает. Может показаться, он медлителен в речи, но это потому, что он никогда не произносит, пока четко не сформулирует, что собирается сказать. Было бы, наверно, лучше, если бы другие следовали его примеру.

— Тогда не хватило бы времени, чтобы высказать все, о чем должно быть сказано в этом мире.

— Возможно, это не было бы такой трагедией, если бы осталась невысказанной большая часть всего этого. У семьи Карла жизнь сложилась очень трагично. Как вы знаете, его отец умер молодым, а его мать...

Чарльз Брэндон кивнул. Кто не слышал о сумасшедшей королеве Испании, которая так оплакивала своего неверного супруга, что возила с собой его труп, куда бы ни ехала, пока ее не сделали чем-то вроде пленницы замка Тордесилья, где она все еще и остается.

Но Брэндон не хотел говорить о туповатом Карле, его отце-волоките или его безумной матери.

Он взял руку Маргариты в свою. Его девизом всегда было безрассудство в любви, а он считался ее знатоком.

— Маргарита,— начал он,— вы слишком красивы, чтобы оставаться незамужней.

— О, но мне так в этом не везет.

— Это не значит, что так будет всегда.

— Мне пришлось столько пережить, что предпочитаю больше не рисковать.

— Тогда кто-то должен попытаться заставить вас изменить свое мнение.

— И кто это должен быть?

— Кто, как не я? — прошептал он.

Маргарита отняла от него свою руку. Она и так слишком сильно, чтобы быть спокойной, ощущала его притягательную мужественность.

— Не может быть, чтобы вы говорили всерьез.

— Почему нет? Вы же вдова, которая может выбрать себе супруга.

Маргарита посмотрела на него. Он действительно красивый мужчина и у него есть жизненный опыт, чего не хватает его юному королю. Маргарита спросила себя, сможет ли она с ним быть вновь счастлива? Брэндон заметил ее колебание и, сняв с пальца кольцо, надел на ее палец. Она смотрела на него в изумлении.

Затем к ним присоединились Генрих, Максимилиан и юный Карл, и когда мальчик, без всякого выражения в его мертвенно бледных глазах, стал смотреть на кольцо на руке тетки, Маргарита, знавшая его лучше всех остальных, поняла, что ему ясно значение той маленькой сцены, которую он наблюдал издали — он все понял и не одобряет.


* * *


К началу октября Генрих, которому прискучили забавы, стал надеяться, что завоюет новые лавры; однако, наступил дождливый сезон, и когда он разыскал Максимилиана и спросил, готовы ли они начать марш на Париж, император глубокомысленно покачал головой.

— Ваше Величество не знает, что такое наша фламандская грязь. Нельзя планировать наступление, если нужно бороться с ней.

— Тогда когда же? — хотел знать Генрих.

— Будущей весной... будущим летом.

— А что со всеми войсками и оснащением здесь?

— Обо всем этом позаботится этот добрый малый Уолси. Можете на него положиться, он благополучно вернет их для вас в Англию.

Генрих колебался. Он вспомнил, что пришлось перенести Дорсету, когда тот остался на зиму в Испании.

Он понял теперь, что это единственный открытый для него путь. Он был разочарован, так как надеялся вернуться в Англию победителем Франции. Все, чем он мог похвалиться, овладение двумя французскими городами и захват нескольких пленных, отправленных им домой к Катарине, и доставлявших той немало забот, потому что их нужно было кормить и обращаться с ними, как со знатными аристократами, а у нее на них оставалось мало средств из-за войны с Шотландией, которая обошлась дорого, и из-за войны с Францией, которая обошлась еще дороже.

Захвату Теруанна и Турени Катарина могла противопоставить победу при Флоддене, и самолюбие Генриха было задето, потому что он был вынужден признать, что ее победа значительнее.

Он был сердит на нее, особенно теперь, когда ему стало известно о потере ребенка. «Потерян, чтобы удержать твое королевство, Генрих». Он нехотя согласился, что все сделанное ею было необходимо. Но, видимо, Бог против них, сказал он себе; и поскольку во Франции он познал много других женщин, Катарина стала удовлетворять его меньше.

О, настало время вернуться домой, и он мог отправиться туда как победитель. Народ Англии будет радостно приветствовать его возвращение.

Генрих послал за Брэндоном.

— Как продвигается ухаживание? — лукаво спросил он. Брэндон покачал головой.

— Мне нужно время.

— Как раз этого у тебя и нет. Мы возвращаемся в Англию. У Брэндона был подавленный вид.

— Не бойся,— сказал Генрих,— мы вернемся и тогда ты скоро, я не сомневаюсь, увлечешь герцогиню Маргариту на брак.

— Она вернула мое кольцо и попросила назад то, что я взял у нее,— сказал Брэндон.

— Вот как? Леди застенчива.

— То кажется, что она решилась, то опять идет на попятный. Говорит о своих предыдущих браках и опасается, что обречен на неудачу. Потом говорит о своем долге перед племянником. Этот малый, правда, выглядит так, будто нуждается в присмотре.

Генрих засмеялся.

— Каждый раз как я смотрю на него, я радуюсь,— сказал он.— Макс не вечен. Да и Фердинанд тоже... и тогда... будет нетрудно одурачить этого малыша, как ты думаешь? А кто возьмет бразды правления от старика Людовика... ведь он тоже, должно быть, почти на смертном одре? Франциск Ангулемский.— Генрих сощурил глаза.— Слышал, что это молодой хвастун... но что он преуспевает в развлечениях.

— Бледная тень Вашего Величества. Генрих вдруг поджал губы.

— Этот малый — развратник. О его связях с женщинами уже говорят, а он всего лишь мальчишка! Брэндон, ты подумал, что в один прекрасный день — и не очень отдаленный — Европой будут заправлять три человека... три соперника... главы трех великих держав? Это будет Франциск, я и этот молодой идиот Карл.— Генрих засмеялся.— Когда я думаю об этих двоих... и о себе... мне есть чему порадоваться. Господь будет благоволить добродетельному человеку, а не развратнику, ведь так? А какие надежды у юного Карла, у кого мать сумасшедшая и кто родился, кажется, с половиной мозгов? Я вижу впереди славное время и благодарю Бога за это пребывание в Европе,