где, с его помощью, у меня открылись глаза на все то, что меня ожидает.
— Ваше Величество стоит на пороге блестящего будущего. Генрих обнял Брэндона за плечи.
— В котором со мной будут и мои друзья,— сказал он.— Да, Чарльз, я, быть может, даже добьюсь для тебя руки Маргариты, а? Несмотря на то, что она вернула твое кольцо и потребовала свое обратно; несмотря на сопляка племянника, который наверняка плачется своей тетке, что та не должна оставлять его.
И оба заулыбались, сплоченные общими честолюбивыми замыслами.
Генрих был умиротворен. Он послал за Уолси и приказал ему распорядиться о возвращении в Англию.
* * *
Катарина была поглощена подготовкой к встрече короля.
Конечно, он не может быть мной недоволен, думала она. Да, я потеряла ребенка, но как бы он ни жаждал наследника, он должен быть удовлетворен тем, что я сделала.
Маргариту, вдову покойного Якова IV, Катарина оставила регентом Шотландии — в конце концов, разве она не сестра короля? Завладеть шотландской короной было бы слишком дорого. Генрих одобрит, что она сделала, Катарина была в этом уверена.
Она оправилась от последнего выкидыша, и хотя физически она чувствовала себя хорошо, дух ее был неспокоен.
Мария де Салинас, ныне уже замужем за лордом Виллоубай, еще не уехала, и Катарина обсуждала с ней планы бала-маскарада, которым она собиралась отпраздновать возвращение короля.
— Все должно быть красочным,— сказала Катарина.— Ты знаешь, как король любит яркие цвета. Пусть будут танцы и играют музыку, написанную самим королем. Это ему понравится.
Пока они так сидели, Мария позволила себе заметить:
— Ваше Величество, Франческа де Карсерес, потеряв всякую надежду вновь получить место при вашем дворе, теперь хотела бы поступить на службу к герцогине Савойской. Она думает, что если Ваше Величество замолвит герцогине за нее словечко, то она получит там место.
Катарина задумалась. Было бы неплохо избавиться от неприятного соседства Франчески. Пока она в Англии, она будет по-прежнему просиживать в приемных, надеясь получить аудиенцию у королевы. Любое упоминание об этой женщине вызывало неприятные воспоминания... или о том времени, когда Катарина подвергалась такому унижению, или об этой ней состоявшейся любовной связи с сестрой Бэкингема.
Франческа интриганка. Будет ли справедливо направить ее ко двору герцогини с рекомендацией?
Это несправедливо, она уверена в этом.
Нет, как бы ей ни хотелось избавиться от Франчески, она не собирается давать ей рекомендацию для кого-то еще.
— Нет,— сказала Катарина,— это слишком опасная женщина. Я не дам ей рекомендации, о которой она просит. Для Франчески можно сделать только одно: ее следует отправить обратно в ее родную страну. Когда вернется Томас Уолси, я поставлю перед ним эту задачу и не сомневаюсь, он найдет способ отправить ее обратно в Испанию.
— Именно туда она так хотела вернуться в прошлом,— сказала Мария.— Бедная Франческа! Помню, как она бывало вздыхала об Испании! Но теперь... если ей не захочется уезжать, она приедет опять.
— Моя дорогая Мария, она авантюристка. Она хотела уехать в Испанию, потому что считала это выгоднее, чем оставаться в Англии. Помнишь, когда я уезжала из Испании, как ей хотелось поехать в Англию, потому что она думала, что в Англии у нее будут большие возможности. Такие как Франческа заслуживают свою судьбу. Не печалься о ней понапрасну. К тебе пришло счастье с твоим Виллоубаем, моя дорогая Мария, потому что ты не стремилась для этого обскакать других. Так будь счастлива.
— Я буду счастлива, пока знаю, что и Ваше Величество тоже счастливы,— сказала Мария.
Обе женщины тогда улыбнулись друг другу. Их веселость была немного принужденной. Каждая думала о короле, от кого зависело счастье Катарины. Что будет, когда он вернется?
* * *
Генрих прискакал в Ричмонд.
Как только он сошел с корабля, он потребовал коня, заявив, что не собирается ждать церемониальную кавалькаду.
— Это счастливый момент,— вскричал он.— Я вновь ступаю на английскую землю. Но не могу быть совершенно счастлив, пока я не вместе с женой. Поэтому коня мне... и в Ричмонд, где, знаю, она ждет меня с нетерпением.
Во Фландрии он изменял ей десятки раз, но из-за этого стал лучше относиться к Катарине. Эти связи ничего для него не значили, уверял он себя. О них не стоит и думать. Он любит Катарину, свою королеву. Никакая другая женщина для него ничего не значит.
Такие пустячные прегрешения ничего не значат, о них просто следует упомянуть на исповеди и их отпускают, заставив прочитать «Аве, Мария» и «Отче наш». Катарина услышала внизу шум.
— Король здесь.
— Так скоро! — Руки у нее задрожали, когда она поправляла прическу. Ноги стали как ватные.
— О, Мария, как я выгляжу?
— Прекрасно, Ваше Величество.
— А... ты так говоришь!
— В моих глазах Ваше Величество прекрасны.
— Потому что ты любишь меня, Мария.
«А как я буду выглядеть для него? — подумала Катарина.— Будет ли он, как Мария, смотреть на меня любящими глазами?»
Она спустилась вниз, чтобы приветствовать его. Он спрыгнул с разгоряченного коня. Как мелодраматично все, что он делает.
Лицо у него без единой морщинки, как у мальчишки, щеки разрумянились от быстрой езды, голубые глаза доброжелательно сияют. Благодарю Бога за это.
— Кейт! Ну, Кейт, ты забыла, кто я такой?
Она услышала, как он смеется над неуместностью такого предположения, увидела, как к ней протянулись сверкающие драгоценностями руки. Это не церемониальная встреча. Он сейчас добрый супруг, вернувшийся домой и жаждущий увидеться с женой.
Генрих подхватил ее на руки на виду у всех, кто прискакал с ним, опережая кавалькаду, и тех, кто поспешил из дворца, чтобы приветствовать его.
Два звучных поцелуя.
— Ей-богу, какая радость увидеть тебя!
— Генрих... о, мой Генрих... ты так замечательно выглядишь!
— Успешная кампания, Кейт. Я возвращаюсь не как побитая дворняжка с поджатым хвостом! Я приехал как победитель. Клянусь честью, Кейт, в это время на будущий год ты будешь со мной в Париже.
— Хорошие новости.
— Да, замечательные. Он обнял ее.
— Ну же, пойдем в дом,— сказал он.— Выпьем за победу, Кейт. А потом мы с тобой поговорим... одни... обо всем, что случилось и там и здесь.
Обнявшись, они вошли в большой зал, где их ждал пир.
За едой он говорил не умолкая, главным образом, об этих больших победах под Теруанном и Туренью; из его слов следовало, что овладел ими только он и он один. Да, там был и Максимилиан... но во второстепенной роли. Разве тот не встал под знамя Генриха, разве ему не заплатили за услуги?