Елизавета с Анной Клевской шли сразу за королевой. Елизавета была полна самых радужных надежд. Конечно, рассуждала она, Мария ей вполне доверяет, коли позволила занять такое заметное место в церемонии. И все время представляла себя на ее месте.
Послышался голос Гардинера:
– Перед вами Мария, законная и несомненная наследница короны, по законам Господа, человека, королевств Англии, Франции и Ирландии. Сегодняшний день назначен всеми пэрами нашей земли для освящения, помазания и коронации превосходной Марии. Будете ли вы служить ей, даете ли ваше согласие на это освящение, помазание и коронацию?
И Елизавета вместе со всеми присутствующими вскричала:
– Да, да, да! Боже, храни королеву Марию! Но ей казалось, что она слышит имя не Марии, а свое собственное.
Пока свершался ритуал помазания и вокруг Марии читались молитвы, Елизавета представляла себя в бархатных одеждах, с короной на голове, со скипетром в правой руке и державой – в левой. Придет день, и это перед ней склонятся пэры в знак почтения и преданности, это ее будут целовать в левую щеку. «Боже, храни королеву Елизавету!» – почти звучало в ее ушах.
Когда они покидали аббатство, Елизавета заметила среди ликующей толпы женщину с бледным, трагическим лицом и скорбными глазами, которой было явно не до веселья. «Не горюющая ли это герцогиня Нортумберленд?» – подумала Елизавета и поежилась. Вот так несчастье может соседствовать с триумфом.
Несколько недель спустя, когда уже наступила зима, множество людей вышли на холодные улицы в ожидании другой процессии, совсем не похожей на праздничное зрелище коронации королевы.
Ее возглавлял епископ Ридли, а среди тех, кто шел за ним, был лорд Роберт Дадли.
Роберт высоко держал голову и выглядел браво. Он, так жаждавший приключений, радовался даже такому небольшому путешествию по узеньким улочкам до Гилдхолла, где мог лишь пожать своими могучими плечами, ибо отлично знал, что его ожидает. Эмброуза, Гилдфорда и леди Джейн уже осудили, они вернулись в свои камеры. Теперь настал его черед. Ничто не могло его спасти – человека, который, без сомнения, участвовал в заговоре против королевы. Было бесполезно что-либо делать или говорить, кроме как признать себя виновным.
Приговор не стал для него сюрпризом. Обратный путь в Тауэр он проделал осужденным на ужасную смерть изменников: быть повешенным, снятым с виселицы живым, а затем обезглавленным.
Но Роберт по натуре был оптимистом. Вернувшись в камеру башни Бошамп, где теперь ему предстояло ожидать приглашения на холм Тауэр, он вспоминал сочувствующие взгляды женщин из толпы, пришедшей поглазеть на узников. Похоже, жизнь в жалкой камере не лишила его власти обаяния.
– Какой красивый молодой человек! – шептались они. – И такой молодой, чтобы умереть.
Именно его, Роберта, люди провожали взглядами.
Но осужденный узник не знал, что среди них стояла женщина, которая очень хотела окликнуть его по имени, и все же она сдержалась, опасаясь, что он огорчится, увидев ее. Как благородно он держится, думала она, как беспечно относится к ожидающей его судьбе! Но именно таким она и мечтала видеть своего гордого Робина.
Когда процессия прошла мимо, Джейн Дадли покачнулась и упала на землю.
При дворе происходили перемены. Королева, поначалу осыпавшая милостями Эдуарда Куртенэя, теперь ополчилась против него. Некоторые говорили, что это случилось потому, что она узнала о его развратных привычках, которым он предавался во время заключения в Тауэре. Куртенэй, несомненно, был распутником и не мог так сильно влюбиться в стареющую женщину, как пытался это показать. Другие, более осведомленные, объясняли перемену в ее отношении к молодому знатному джентльмену секретными переговорами, которые она вела с испанским послом, и тем фактом, что Филипп, сын императора Карла и наследник огромных владений, был вдовцом.
Ноайль, французский посол, добился тайной встречи с принцессой Елизаветой.
– Ваша милость слышали, что королева подумывает о браке с принцем Испании? – спросил он.
– Такие слухи существуют.
– Ваша милость должны понимать, что союз с Испанией будет весьма непопулярен в Англии.
– Королева хозяйка этой страны и самой себе. Она выйдет замуж за того, за кого пожелает.
– В стране есть множество людей, которые не потерпят брака с Испанией.
– Я никого из них не знаю.
– Знает ли ваша милость, что королева отвернулась от Куртенэя? Это потому, что она подозревает, к кому в действительности склоняются его привязанности.
Несмотря на то что Елизавета держала себя в руках, ее глаза оживились.
– Я не понимаю ваше превосходительство.
– Ваша милость – та, в которую он влюблен. Куртенэй так вами увлечен, что готов отказаться от сегодняшней короны в надежде на будущую.
Елизавета почувствовала опасность.
– Мне ничего об этом не известно, – проговорила она.
– Зато известно другим. Они говорят, что, если Куртенэй женится па вас, а вы получите то, на что имеете право, народ будет гораздо более счастлив, чем если увидит мужем королевы испанца.
Ее сердце забилось быстрее. Она вновь увидела службу в аббатстве, услышала крики пэров: «Боже, храни королеву Елизавету!»
И опять вспомнила женщину, увиденную в толпе, братьев Дадли, теперь ожидающих наказания за амбиции, которые им не удалось осуществить.
Ноайль между тем продолжал:
– У Куртенэя есть могущественные друзья в Девоне и Корнуолле. Ваша милость, вас ожидает великое будущее.
«Я иду на трон, ожидающий меня, – подумала она, – словно канатоходец над пропастью: один неверный шаг, и вниз… вниз, к несчастью, в камеру Тауэра, на плаху».
Ноайль желал предотвратить испанский брак любой ценой, ибо он был не в интересах Франции. Но хотел ли видеть на троне Елизавету?
Разумеется, тоже нет! В его планы входило создать ситуацию, которая устранила бы и Марию, и Елизавету, очистив дорогу для Марии, королевы Шотландии.
Елизавета с обидой поджала губы. Должно быть, французский посол считает ее дурой.
А как только он ушел, попросила аудиенции у Марии. Мария приняла ее, но, когда Елизавета преклоняла перед ней колени, она увидела, что Мария отныне не расположена к сестре по-дружески, и догадалась почему. Испанский посол, понимая непопулярность союза, который он пытался заключить между сыном своего господина и королевой Англии, знал, что существуют круги, которые предпочли бы посадить на трон Елизавету и позволить ей выйти замуж за Куртенэя. В этом случае Англия снова стала бы протестантской страной. Следовательно, посол Ренар убеждал королеву отправить Елизавету на плаху. Он считал, что принцесса причастна к заговорам против нее, обещал поймать Елизавету в ловушку и таким образом заставить Марию переступить через ее сентиментальные чувства к сестре. Однако Елизавета, при всей своей молодости и кажущейся невинности, оказалась гораздо хитрее послов. Ей всегда удавалось от них ускользнуть.