— А для леди Ремус?
— Для нее будет пирог с дичью, а на нем герб Ремусов из теста. Будут бекон и молочный поросенок. Это ее любимые блюда.
— Ты знаешь, как угодить ей, Клемент, — продолжала я, — ты должен приготовить много еды, почти столько же, сколько в прежние времена.
Он задумчиво кивнул.
— Ты жалеешь о прежних временах, Клемент? Он отрицательно покачал головой.
— С того самого дня, когда еретик, — он перекрестился, — Саймон Кейсман пытался донести на нас и чуть не погубил Аббатство.
— А до этого ходил ли ты в свою старую келью и представлял, что вернулись прежние времена? Он кивнул, улыбаясь.
— Не так давно я осматривала старые кельи и подумала, что мы могли бы организовать там кладовую. Благодаря толстым стенам там очень холодно. Что ты об этом думаешь, Клемент?
— Что думает об этом хозяин? Вот так всегда. Казалось, что они боялись выразить свое мнение, не получив одобрения Бруно.
— Я говорила с ним об этом. Он считает, что это превосходная мысль. Ты не мог бы как-нибудь пойти со мной туда все посмотреть и высказать свое мнение?
Больше всего на свете Клемент любил, когда спрашивали его мнение. Лицо его расплылось в улыбке.
— Когда пойдем, госпожа?
— Лучше всего сейчас. Мы не могли бы встретиться с тобой там через полчаса?
Он обрадовался. Я ждала его внизу. Я чувствовала себя совершенно иначе, когда поднималась наверх и он тяжело двигался следом за мной.
— Одна из них должна быть твоей кельей, Клемент.
— О да.
— Которая из них?
Он повел меня по коридору.
— Они так похожи, откуда ты знаешь? — спросила я.
— Мне всегда приходилось считать, — ответил он. — Моя келья была седьмой.
— А кто был твоим соседом?
— Брат Фома с этой стороны, брат Арнольд с другой.
Мне кажется, ты помнишь имена большинства из них.
— Мы прожили вместе много лет.
— Я слышала, как ты рассказывал о некоторых из них. Теперь Юджин… где он жил?
— Вот здесь. А рядом с ним был Валериан.
— А в какой, ты сказал, жил Амброуз?
— Амброуз? Я не говорил. — Он вновь перекрестился. — Я сказал Юджин. А Амброуз жил напротив меня. Я обычно слышал, как он молился по ночам.
Я поспешно посчитала сама. Седьмой от конца была келья Амброуза.
— Ну, — спросила я, — что ты думаешь о моей идее с кладовой?
Он считал, что это прекрасная мысль. Мне пришлось выслушать его соображения по поводу хранения соленого мяса, так как он считал кельи идеальным местом для этой цели.
— Благодаря толстым стенам здесь всегда холодно, — рассуждал Клемент. — Я мог бы здесь долго хранить соленую свинину.
Я слушала, соглашаясь. Мне очень хотелось избавиться от него, поскольку я теперь знала, где келья Амброуза и мне не терпелось заняться поисками. Я вернулась после обеда. Мне потребовался час, чтобы обследовать келью. Потом я обнаружила, что за распятием одна из плит неплотно прилегает к стене. Я вынула ее. За ней было углубление, в котором я нашла исповедь Амброуза.
* * *
Я отнесла ее к себе в спальню и закрыла дверь на ключ. Рукопись начиналась так: «Я, брат Амброуз из аббатства Святого Бруно, совершил смертный грех, рискуя своей бессмертной душой».
Это был вопль человека, подвергаемого пытке, и меня глубоко тронули те страдания, которые он испытывал. Амброуз описал все: свои мечты, желания, фантазии, приходившие ему на ум, когда он лежал на своей жесткой койке. Он писал, что очень хочет очистить свою душу от похоти, о тех часах, которые он проводил в молитве и покаянии. А потом о приходе Кезаи. Об искушении, которое было слишком велико, чтобы устоять. О последовавших часах раскаяния. О пытке власяницей и о раздирании собственной плоти. Но грех свершился, и потом он узнал, что грех должен принести плод.
Амброуз согрешил вдвойне. Он вырвался из государства в государстве. Он разговаривал с лесной ведьмой. Он согласился на чудовищный план обмануть аббата и всех в Аббатстве. И сделал это, потому что к нему пришло новое искушение — всегда видеть своего сына, видеть, как он получает образование и поднимается по иерархической лестнице. И вновь он не в силах был устоять.
Амброуз не смог искупить свой грех. Он был обречен на вечное проклятие. Поэтому он погрузился в грех и любил своего сына с тем обожанием, которое следовало проявлять только к Богу.
Амброуз написал эту исповедь. Она была предназначена будущим поколениям. Никто не должен был прочитать ее при жизни его возлюбленного сына, ибо все должны были считать его святым.
Амброуз был виновен в вожделении и обмане. Он вечно будет гореть в аду, но все же он получил огромное наслаждение от искушавшей его женщины и от сына, который был результатом их союза.
Осторожно сложив рукопись, я заперла ее в сандаловую шкатулку, которую мне много лет назад подарил отец.
Вскоре я скажу Бруно о том, что у меня есть доказательство того, что произошло при его рождении, полученное не только от его прабабки, которая, умирая, рассказала мне об этом, но и из исповеди его отца.
Но я отложила это до возвращения Кейт в замок Ремус.
Когда на следующий день приехала Кейт, она показалась мне более сдержанной, чем обычно. Кэтрин тоже казалась притихшей. Мне показалось, что она неприязненно относится к Кейт, что было странно. Обычно они хорошо ладили, обе смотрели на жизнь весело и беззаботно.
Когда я отвела Кейт в ее комнату, она сказала мне, что должна поскорее поговорить со мной наедине. Я предложила пойти в зимнюю гостиную.
— Я приду к тебе туда через пятнадцать минут, — сказала Кейт.
Я отправилась прямо в комнату Кэтрин. Она стояла, задумчиво глядя в окно.
— Кэт, дорогая, что случилось? — спросила я. Она повернулась и бросилась в мои объятия. Я утешала ее.
— Что бы ни случилось, я надеюсь, что мы обязательно что-нибудь придумаем.
— Это тетя Кейт. Она говорит, что мы не можем пожениться. Она говорит, что мы не должны встречаться и обо всем забыть. Она приехала, чтобы поговорить с тобой об этом. Как она смеет! Мы этого не допустим! Мы будем…
— Кэтрин, о чем ты говоришь? За кого ты собираешься замуж? Ты еще совсем дитя.
— Мне почти семнадцать, мама, и я достаточно взрослая для того, чтобы выйти замуж за Кэри.
— Кэри! Но вы с ним…
— Да, да, мы бывало, ссорились. Но разве ты не понимаешь, что все это было частью нашей любви? Ссориться с Кэри всегда было интереснее, чем дружить с кем-нибудь еще. Теперь мы оба смеемся над этим и никогда, никогда не будем счастливы друг без друга. О, мама, ты должна убедить тетю Кейт. Она сейчас ведет себя так глупо… Почему она меня невзлюбила?