Как великолепен был этот ночной пришелец! Мне ничего подобного не приходилось видеть. И, глядя теперь на пустынную гладь моря, я недоумевала, был ли он наяву или только привиделся мне?
Нет. Я действительно просыпалась ночью. Что меня разбудило? Инстинкт? Предчувствие? Потом я подошла к окну и увидела тот корабль.
Или мне это все же приснилось? Накануне вечером было много разговоров о кораблях. Эти люди — и особенно младший — так врезались мне в память, что я не могла о них забыть. Возможно, это был сон. Но нет, конечно, я проснулась. Я видела этот корабль. Но не из-за тех ли картин, которые возбудили в моем воображении эти двое, показалось мне судно таким большим и великолепным?
Я, разумеется, знала, что именно я видела, но не собиралась об этом рассказывать. Хани и Эдуард подумали бы, что Пенлайоны произвели на меня слишком сильное впечатление, а это было последнее, в чем мне хотелось бы признаться.
В Труиндской усадьбе я ездила на резвой кобылке. Я с детства чувствовала себя в седле как дома. Нас учили ездить верхом с малолетства; ведь если надеяться только на свои ноги, то далеко от дома не уйдешь.
Я любила выезжать на прогулки каждый день и одна. Конечно, полагалось, что меня сопровождал грум, но я этого терпеть не могла. Моя малышка Мэриголд хорошо меня знала: она вместе со мной прибыла из Аббатства. Мы прекрасно понимали друг друга, и звука моего голоса было достаточно, чтобы успокоить ее и заставить слушаться.
Наутро после визита Пенлайонов я решила прогуляться, но, едва отъехав от конюшен, услышала звучный голос Джейка Пенлайона. Итак, он уже опять здесь. Я поздравила себя с тем, что благополучно ускользнула от него. Я любила бывать на природе; здешний ландшафт отличался от местности вокруг Аббатства. Здесь были крутые холмы, извилистые тропинки, сосновые леса, и листва была более пышной из-за того, что климат теплее, чем на юго-востоке, и дожди намного обильнее. Я представляла себе, какие цветы должны были здесь распуститься по весне, и предвкушала встречу с этим временем года, когда я задумывалась над тем, решусь ли остаться на такой долгий срок вдали от дома.
В то время как я размышляла об этом, позади послышался стук лошадиных подков, и, повернув голову, я увидела Джейка Пенлайона, скакавшего галопом на могучем белом коне.
— О! — произнесла я беззвучно.
— Мне сказали, что вы поехали на прогулку, и я поехал по следу.
— Зачем вы это сделали?
— Чтобы поговорить с вами, разумеется.
— Мы разговаривали не далее как вчера вечером.
— Но нам еще очень многое надо сказать друг другу.
— Я так не думаю!
— Ну, хорошо, допустим, это мне нужно многое сказать вам.
— Допустим как-нибудь в другой раз!
Я вонзила пятки в бока Мэриголд, и она взяла с места; но он по-прежнему был рядом со мной. Я сразу увидела, что Мэриголд не обгонит его сильного жеребца.
— Моряк не может позволить себе долго ходить вокруг да около. Время — вот чего ему никогда не хватает.
Понимая, что мне не уехать от него, я придержала лошадь.
— Тогда скажите, пожалуйста, побыстрее то, что вы имеете сказать, чтобы я смогла продолжить свою прогулку.
— Мы можем с удобством болтать, продолжая нашу прогулку.
— Я не приглашала вас в провожатые!
— Какое это имеет значение? Я сам себя пригласил.
— И вы без колебаний навязываете свое общество, даже зная, что оно нежелательно?
— Я не знаю колебаний, если решаю, что хочу чего-то добиться!
— И чего же вы, скажите на милость, хотите сейчас?
— Вас.
Я усмехнулась:
— Странные у вас желания!
— Самые нормальные, уверяю вас!
— Я вас почти совсем не знаю. Мы встречались всего один раз.
— Дважды, — поправил он. — Разве вы забыли нашу встречу на Мысе? Ведь именно там все началось!
— Я понятия не имела, что что-то началось! Он схватил за повод Мэриголд. Его лицо вдруг помрачнело, стало жестоким.
— Вы не должны отрицать очевидное, мистрис, — сказал он. — Вы знаете, что именно началось!
— А вы, похоже, знаете обо мне больше, чем я сама, или, скорее, хотите, чтобы я в это поверила. Я не одна из ваших подружек, которые прибегают, едва вы поманите пальцем, и задыхаются от восторга, если вы свистнете им, как свистите своей собаке!
— Я всегда называл бы вас по имени, и вы могли бы всегда занимать в моем мнении гораздо более высокое место, чем то, которое я отвожу своим собакам.
— Когда вы отплываете? — спросила я.
— Через два месяца.
— Так нескоро?
— Так скоро, — ответил он. — За эти два месяца нужно переделать уйму дел. Я должен погрузить на судно съестные припасы, тщательно осмотреть его и отремонтировать, приготовить к долгому плаванию, подобрать команду и добиться руки леди… все одновременно.
— Желаю вам удачи. — Я повернула Мэриголд в сторону Усадьбы. — А теперь я должна попрощаться, так как мне с вами не по пути.
— Вы ошибаетесь. Ваш путь — мой путь.
— Я возвращаюсь в конюшни.
— Но вы только что выехали!
— Тем не менее, я возвращаюсь, — сказала я.
— Останьтесь и поговорите со мной!
— Я должна проститься.
— Вы боитесь меня!
Я взглянула на него с презрением.
— Если это не так, — сказал он резко, — почему вы не хотите остаться и поговорить со мной?
— Разумеется, я не боюсь вас, капитан Пенлайон. Но скажите наконец, ради Бога, то, что вы должны сказать, и я уеду!
— Вы мне понравились сразу, с первого же взгляда, и я не думаю, что вы не испытали ко мне ответного чувства.
— Чувства бывают разные!
— И многие из них вы ощутили, встретив меня!
— Я почувствовала, что вы нахал… наглец…
— Пожалуйста, не стесняйтесь в выражениях! — сказал он насмешливо.
— Словом, человек такого сорта, с каким у меня не было ни малейшего желания знакомиться.
— Но против которого вы не можете устоять!
— Капитан Пенлайон, — сказала я, — вы слишком высокого мнения о себе и о своем корабле.
— Ну, уж мой корабль, во всяком случае, прекраснейший из всех, что бороздят океан!
— Прошлой ночью я видела более прекрасный!
— Где?
— В бухте.
— Вы видели «Вздыбленный лев».
— Он был там, но был и тот, другой, в два раза крупнее и величественнее, и рядом с ним «Лев» казался карликом.