Потом во двор въехал всадник. Высокий, властного вида, с падающими на плечи волосами, с небольшими усами. Он был весьма элегантно, но без щегольства, одет. В нем было что-то такое, что я назвала бы магнетизмом, и я немедленно ощутила это на себе.
Не размышляя, я открыла окно и выглянула наружу, и в тот же момент он поднял голову и увидел меня.
Я не могу объяснить, что со мной случилось, потому что ничего не могла понять и никогда такого не переживала. Я почувствовала это каждой частицей своего тела. Это казалось абсурдным: человек, которого я никогда в жизни не видела, которого я не знала, с которым мы всего лишь встретились взглядами, просто не мог так подействовать на меня. Но это было так. Казалось, мы смотрим друг другу в глаза бесконечно долго, хотя на самом деле пролетело всего лишь несколько мгновений.
Он снял шляпу и отвесил поклон.
Я слегка наклонила голову, принимая приветствие, тут же отпрянула от окна и захлопнула его. Сев за стол, на котором стояло зеркало, я уставилась на собственное отражение. На фоне алеющей от румянца щеки оспинки выделялись своей белизной.
Что со мной случилось? Я знала только, что он вызвал во мне взрыв эмоций, понять которые я не могла.
Я вновь подошла к окну, но он уже пропал из виду. Должно быть, вошел в гостиницу.
Очевидно, он решил здесь остановиться, и я хотела вновь увидеть его. Я хотела понять, что со мной случилось. Это было совершенно необычно. Нельзя ощущать это странное чувство (влечение, если называть вещи своими именами), к человеку, с которым даже не перебросился словечком. И все же мне казалось, что я давно его знаю. Он не был для меня посторонним.
Любопытно было бы знать, что почувствовал он, подняв голову и увидев меня?
Я начесала на лоб челку и сделала ее попышней, но отметину на левой щеке это не могло скрыть. Спустившись вниз по лестнице, я тут же увидела его. Он тоже заметил меня и с улыбкой пошел навстречу.
— Я вас сразу узнал, — сказал он. — Ваше сходство с сестрой просто невероятно.
— Так вы…
— Ричард Толуорти. Я решил, что мне следует приехать сюда и встретить вас, чтобы завтра проводить в Фар-Фламстед.
Я переживала целую гамму чувств. Что же сулило мне будущее? Свою натуру я знала. Иногда мне казалось, что лучше бы я ее не знала. Мне предстояло жить под одной крышей с этим мужчиной, и этот мужчина был мужем моей сестры.
* * *
Он приказал освободить комнату, чтобы мы могли спокойно поговорить. Хозяин затопил очаг, поскольку, как он заметил, вечера теперь становятся все холоднее, и настоял на том, чтобы мы попробовали его мальвазии, которой он очень гордился. Мы уселись за стол.
— Я очень рад тому, что вы решились приехать, — сказал он, — Анжелет очень тосковала по вас. Но как же вы похожи! В первый момент мне показалось, что я вижу ее в окне. Но между вами, конечно, есть различия, большие различия.
Я не могла прочитать его мысли по глазам. Он был не из тех людей, у которых все написано на лице, поэтому мне трудно было понять, какое впечатление я произвела на него. А я сама все еще была ошеломлена своими ощущениями.
Я наблюдала за тем, как его пальцы охватывают бокал — длинные пальцы, как у музыканта, ухоженные и в то же время сильные, не похожие на пальцы солдата. Я заметила на них золотящиеся волоски, и мне тут же захотелось их потрогать.
— Да, — сказала я, — разница огромная. Моя болезнь оставила неизгладимые следы.
Он не стал убеждать меня в том, что оспины вовсе не заметны. Я поняла, что он — прямой человек, не привыкший лгать.
Он просто сказал:
— Вам посчастливилось выжить.
— За мной прекрасно ухаживали. Мать твердо решила, что не даст мне умереть, и ей помогала моя служанка.
— Анжелет рассказывала мне об этом.
— Она, наверное, вообще многое рассказала обо мне.
Я вдруг задумалась о том, какой я представляюсь Анжелет, насколько хорошо она меня знает. Я ее знала, кажется, вдоль и поперек. А знала ли она меня? Нет, пожалуй, Анжелет никогда не сможет проникнуть в тайные намерения окружающих. Все ей видится в черных и белых красках, все она воспринимает в категориях «хорошо — плохо». Хотелось бы мне знать, любит ли она своего генерала? Я попыталась представить их вместе в постели.
— Она рассказала мне о вашей болезни и о том, каким образом вы заразились.
Я подумала: она создала героический образ. Интересно, он тоже считает меня героиней? Если так, то это ненадолго. Я чувствовала, что такого человека, как он, трудно ввести в заблуждение.
— Я очень рад тому, что вы решили приехать. Анжелет чувствует себя несколько подавленно.
— Да, в связи с этим выкидышем. Ей было плохо?
— Не слишком. Но она, конечно, страшно расстроилась.
— Видимо, как и вы.
— Она вскоре оправится. Сейчас мы ведем очень умеренный образ жизни. Мне пришлось по службе; совершить поездку на север. Нынешние времена весьма, беспокойны.
Я знала это. Я всегда интересовалась политикой больше, чем Анжелет.
— Да, я понимаю, что в стране есть круги, выражающие недовольство тем, как развиваются события в последнее время.
— В данный момент более всего беспокоит Шотландия.
Я порадовалась тому, что за время болезни довольно много читала.
— А вы считаете, что король не прав, так настаивая на введении этих новых молитвенников?
— Король есть король, — ответил он. — Он правит страной, и долг подданных — повиноваться ему.
— Мне кажется странным, — заметила я, — что беспорядки происходят в краю, где вырос отец короля.
— Стюарты — шотландцы, и поэтому существуют англичане, которые недолюбливают их. А шотландцы жалуются на то, что король стал совсем англичанином. Они подогревают беспорядки, а у нас нет достаточного количества денег, чтобы снарядить армию, которая нужна для наведения порядка в Шотландии.
— И все это, конечно, доставляет вам массу забот и, я не сомневаюсь, вынуждает вас часто покидать дом.
— Ну конечно, солдат должен быть всегда готов к тому, чтобы оставить свой дом.
— Раздоры на религиозной почве вызывают у меня сожаление.
— Многие войны в истории человечества начинались именно по этой причине.
Я старалась вести интеллектуальный разговор о судьбах страны, и в определенной степени мне это удавалось, поскольку я предусмотрительно предоставляла ему полную возможность произносить монологи. В это время я слушала его. Он не был человеком, созданным для светских бесед, однако вскоре я уже выслушивала его описания военных кампаний в Испании и Франции, причем проявляла к рассказам самый живой интерес — не потому, что мне были интересны подробности битв, а просто, слушая их, я узнавала о нем все больше.