Она была подозрительна, хотя в тот раз она пропустила это дерзкое замечание мимо ушей; в следующий раз она дала мне пощечину, и не слишком мягкую, мотивировав это тем, что я неловко подала ей одно из платьев.
Мне-то было прекрасно известно, что это не из-за платья, а из-за Роберта Дадли. Эти нежные, превосходной формы ручки могли наносить ощутимые удары, в особенности, когда какое-нибудь украшенное бриллиантами кольцо впивалось в кожу. Уместное напоминание о том, что недальновидно говорить неприятности королеве.
Я заметила также, как в дальнейшем, когда мы с Робертом бывали возле нее вместе, она пристально наблюдала за нами. Но мы не смотрели друг на друга, и, полагаю, она была удовлетворена.
Роберт в те дни совершенно не обращал на меня внимания. Он стремился достичь одной цели, и ничто не могло заставить его отступиться от нее: намерение жениться на королеве занимало тогда все его внимание.
Я не часто задумывалась над тем, что должна думать и ощущать его бедная жена, сосланная в поместье, и как он относится к слухам. Тот факт, что он никогда не брал ее на приемы и ко двору, должен был вызвать в ней подозрения. Я думала о том, что за забава была бы, если бы ей показать его отношения с королевой. Я представляла себе, как я навешаю леди Эми и предлагаю ей сопроводить меня ко двору. Более всего мне доставляла удовольствие фантазия, как я стану представлять ее королеве:
– Ваше Величество, разрешите представить Вам моего хорошего друга – леди Дадли. Вы оказываете столь большое благоволение милорду, что, проезжая поместье Камнор Плэйс и встретив миледи, я исполнилась уверенности, что вы пожелаете доставить лорду Роберту удовольствие находиться в компании его жены.
Этим самым я доставляла себе удовольствие и пошалить, и отплатить королеве за то, что я, Леттис Ноллис, гораздо более красивая женщина, чем она, Елизавета Тюдор, была проигнорирована. И все это потому лишь, что она была на троне, а я была никто – для него, самого красивого мужчины двора.
Я бы, конечно, никогда не осмелилась пригласить леди Дадли ко двору. Если бы это случилось, я полагаю, дело не ограничилось бы одной пощечиной. В лучшем случае я вернулась бы в Ротерфилд Грейс и никогда бы никто обо мне не узнал.
Я была изумлена, когда услышала, что за опорочивание чести королевы была заточена в тюрьму одинокая старуха, скромная женщина, добывающая себе хлеб работой в провинции: она полагала, что знает о том, что происходит в спальне королевы более, чем все мы, придворные фрейлины.
Оказалось, что старушка Доув, выполняя какие-то работы по шитью для некоей леди, слышала от нее, что лорд Роберт подарил королеве нижнюю юбку, и передала далее эту новость в том смысле, что подарок состоял не в юбке, а в ребенке.
Если бы эта сплетня и оставалась чисто женской сплетней, то не было бы столь строгих мер пресечения к какой-то глупой старухе, но доля правды, и очень серьезная, была в этой сплетне, в виду отношений королевы к Роберту и его – к ней, и слишком часто они бывали вместе наедине, чтобы не верить этой сплетне.
Таким образом, старуха была арестована и слух об аресте распространился по всей стране.
Елизавета и тут поступила дальновидно и мудро: она объявила старуху умалишенной и велела отпустить, чем заслужила горячую благодарность несчастной, так как та, по всей видимости, ожидала за свою неосторожность смерти; и весьма скоро история с матушкой Доув была позабыта.
Я всегда подозревала, что это происшествие имело какое-то влияние на отношение королевы к тому, что произошло потом.
Конечно, она не могла не чувствовать неизбежности того, что и дома, и за границей поползут слухи о ее замужестве. Страна нуждалась в преемнике королевской власти: все последние несчастья и катастрофические события происходили в Англии благодаря тому, что была неясность относительно преемственности. Министры и советники требовали, чтобы королева избрала себе мужа и дала стране наследника. Она не достигла еще среднего возраста, но не была уже и слишком молода, хотя никто бы не осмелился напомнить ей об этом.
Делал брачные предложения Филип Испанский. Я слышала, как она с Робертом смеялась, обсуждая это, поскольку с предложением поступило и требование принять католичество в случае брака, а также преуведомление, что он не останется вместе с королевой надолго, если их брак не даст наследника. Он сказал достаточно для того, чтобы вызвать ее негодование. Стать католичкой! Это тогда, когда причина ее популярности в народе заключалась в том, что она была протестанткой и что она прекратила преследование протестантов и костры в Смитфилде. В дополнение к тому (преуведомление в том, что будущий муж, еще не став им, собирается как можно скорее улизнуть от нее) было достаточно, чтобы она послала в ответ свой высочайший отказ.
Министры настаивали. Правда если бы лорд Роберт не был женат, то некоторые из них согласились бы на их брак.
На Роберта обрушилась зависть. Моя долгая жизнь, проведенная среди честолюбивых людей, убеждает меня в том, что зависть преобладает над всеми иными человеческими эмоциями, и уж, конечно, это ужаснейший из семи грехов. Роберт настолько завоевал любовь королевы, что она даже не скрывала своего благоволения и оказывала ему различные почести. Многие прочили ей более достойных перспективных мужей.
Одним из соискателей руки королевы был эрцгерцог Чарльз – племянник Филипа Испанского. Другим был герцог Саксонский; третьим – принц Чарльз из Швеции. Чем более соискателей объявлялось, тем более королева поддразнивала Роберта, что якобы принимала их соискания всерьез, в то время как многие проницательные люди поняли, что она не собирается принимать ни одно из этих предложений. Мысль о замужестве нравилась ей и развлекала ее – даже тогда, когда она постарела, – однако отношение ее к замужеству как к таковому для меня осталось навсегда загадкой. По-видимому, подсознательно она боялась замужества, хотя на словах готова была возбужденно обсуждать его. Никто из нас, приближенных, не мог понять этой черты ее характера. Но в то время мы еще не осознавали это именно как особенности ее характера и полагали, что она примет одно из царственных предложений руки, если только не выйдет за Роберта.
Но Роберт был всегда при ней: ее «милый Роберт», ее «Глаза Мои», ее королевский конюх.
Из Шотландии пришло предложение руки от графа Аррана, но оно было также высочайше отвергнуто.
В апартаментах, предназначенных для фрейлин и женщин-приближенных, мы часто болтали об этом. Мне делались замечания, поскольку я бывала чрезмерно смела.
– Смотри, Леттис Ноллис, ты можешь зайти слишком Далеко, – говорили мне. – И королева укажет тебе на дверь, хотя ты и кузина Ее Величества.
Я содрогалась при мысли о том, что я в бесчестии буду отослана в скуку Ротерфилд Грейс. У меня уже было много поклонников, и Сесилия была уверена, что в скором времени я получу предложение, но я не желала выходить замуж так рано. Мне нужно было время, чтобы сделать правильный выбор. Я давно желала завести любовника, однако была слишком предусмотрительна, чтобы сделать это до замужества. Я была наслышана историй о девушках, которые забеременели до замужества, впали в немилость, были отосланы в провинцию, выданы замуж за какого-нибудь провинциального сквайра, чтобы провести оставшуюся часть жизни в скуке деревенской жизни и упреках нелюбимого мужа в их легком поведении, а также превознесении его благодеяния. Поэтому я довольствовалась флиртом и не заходила слишком далеко в любовных увлечениях, лишь временами, затаив дыхание, слушала сплетни о других женщинах и их любовных приключениях.