Какими длинными и тоскливыми казались те зимние дни! Я постоянно думала о Роберте, о том, что происходит при дворе, и, как только окончились рождественские праздники, мы всей семьей, за исключением Роберта, двинулись в Лондон.
Несколькими днями позже моего приезда я получила записку с просьбой о разговоре от леди, которую я бы предпочла не видеть. Это была Дуглас Шеффилд, и тема разговора внушала мне дурные предчувствия.
То, что она очень привлекательная женщина, не вызывало сомнений, и поэтому история, рассказанная ею, показалась мне весьма вероятной.
– Я очень хотела поговорить с вами, леди Эссекс, – начала она, – потому что я чувствовала, что вам остро необходим совет. Поэтому я пришла к вам в надежде, что вы, услышав мою историю, предпримете меры предосторожности в общении с одним джентльменом из королевского окружения.
– Нас никто не услышит, леди Шеффилд, – холодно заверила я ее, – так что можете говорить совершенно откровенно. О каком джентльмене вы говорите?
– О Роберте Дадли.
– Отчего вам вдруг вздумалось предостеречь меня в отношении него?
– Оттого, что до меня дошли слухи.
– Слухи? Какие? – Я постаралась, и боюсь, что не слишком убедительно, выглядеть удивленной.
– Что вы с ним – интимные друзья. Для такого мужчины, как он, невозможно иметь в друзьях женщину и не подвергаться сплетням… ввиду его отношений с королевой.
– Ну, да, – сказала я нетерпеливо, – но почему именно я должна быть предупреждена?
– Каждая женщина, чье имя связано с его именем, должна быть настороже, и я чувствую свой долг в том, чтобы рассказать, что произошло со мной.
– Но вы уже мне рассказывали об этом.
– Да, но я сказала вам не все. Граф Лейстер обручился со мной и подписал контракт в 71-м году в Кэнон Роу в Вестминстере, но он не пожелал жениться на мне официально во избежание гнева королевы. Когда я забеременела, я умоляла его заключить брак, и он сделал это в Эшере в конце 73-его года.
– У вас нет свидетелей, – резко сказала я, чувствуя, что все мои надежды на брак с Робертом испаряются.
– Есть. Я уже вам говорила, что присутствовали сэр Эдвард Хореи и доктор Джулио. Позже родился мой мальчик. Он назван Робертом в честь отца. Я могу сказать с уверенностью, что граф Лейстер гордится своим сыном. Его брат, граф Уорвик, стал крестным отцом мальчика и проявляет к нему живой интерес.
– Если все это – правда, отчего тогда существование ребенка держится в секрете?
– Вам хорошо известна ситуация с королевой. Она ненавидит мысль о женитьбе своих фаворитов, и в особенности Роберта Дадли, ее вечного фаворита и самого любимого из них. И это только из-за ее отношений с Робертом наш брак и рождение ребенка держатся в тайне.
– Но если он так гордится своим сыном, то…
– Леди Эссекс, вы все хорошо понимаете. Я пришла сюда не соперничать с вами, но предупредить вас, потому что, мне кажется, лорд Лейстер переключил свое внимание с меня на вас, но теперь настало для нас обеих время быть с ним настороже.
– Умоляю, будьте благоразумны, леди Шеффилд.
– Я знаю, что граф Лейстер говорил вам, что женится на вас, но как это возможно, если он женат на мне? Я собиралась сказать вам, что он предлагал мне семьсот фунтов в год за то, чтобы я отреклась от брака с ним, и сказал, что если я не соглашусь, то он ничего не даст мне на содержание и прекратит со мной всякие отношения.
– И каков же был ваш ответ?
– Я решительно отказалась. Мы женаты, и мой сын рожден в браке.
Когда она говорила, слезы показались у нее на глазах, и ее голос дрожал. Я была уверена, что Роберту удастся уломать такую женщину.
Но что, если все это правда? Я не могла поверить, чтобы она сочинила все это: у нее недостало бы ума.
И я сказала:
– Благодарю вас, что вы пришли предупредить меня, леди Шеффилд, но должна сказать, что вам не стоит опасаться за меня. Я в близких отношениях с графом Лейстером, это правда, но совсем недавно я оплакала смерть своего мужа, чудесного человека, и пока я не думаю ни о чем ином, кроме своей потери и своей семьи.
Она склонила голову.
– В таком случае простите меня. Забудьте все, что я сказала. Я слышала слухи о вас и подумала, что мой долг предупредить вас.
– Я ценю вашу доброту, леди Шеффилд, – сказала я ей и проводила ее до дверей.
Только когда она ушла, я смогла снять маску равнодушия. История леди Шеффилд казалась очень достоверной. Я помнила, как сильно Роберт желал сына, который унаследовал бы его имя. Он уже не был молод: ему должно было быть около сорока пяти. Если заводить семью, то следовало бы поторопиться с этим. Теперь у него был сын, и он отрекался от его матери. Это отречение было сделано ради меня. Я должна помнить об этом.
Я с нетерпением ждала Роберта, и, как только он появился, я поставила его перед узнанными фактами.
– Так значит, она приходила к тебе, – зарычал он. – Дура!
– Роберт, насколько все это правда?
– Я не женился на ней, – только и сказал он.
– Но ты подписал брачный контракт. Она говорит, были свидетели.
– Я обещал ей, что женюсь, – признался он, – но так и не женился. Ребенок, действительно, родился, и это мой ребенок. Он находится на попечении моего брата Уорвика и, когда подрастет, поступит в Оксфорд.
– Она сказала, что ты предложил ей за отказ от брака семьсот фунтов в год.
– Я предложил ей деньги за то, чтобы она молчала.
– Но если она – твоя жена, как мы можем пожениться?
– Я уже сказал, что она не жена мне.
– Только мать твоего сына.
– Роберт – мой сын. Чего ты ждала от меня? Чтобы я жил как монах?
– В самом деле… или продолжал танцевать с королевой, как всегда. Бедняга Роберт! Сколько же лет она тебя водит занос?
– Много, но я положу конец этому. Мы с тобой поженимся, несмотря на все препятствия.
– Препятствия в виде королевы и твоей жены Дуглас?
– Перестань язвить, Леттис! Я сумею противостоять королеве. Что касается Дуглас Шеффилд, она обманывает сама себя. Говорю тебе – здесь не будет сложностей.
– Так значит, нам ничто не мешает пожениться?
– Ничто.
– Так чего же мы ждем?
– Пока не затихнут все эти сплетни и слухи о смерти Уолтера.
Я слишком хотела, чтобы меня уговорили, поэтому позволила уговорить себя в очередной раз.
Отношение королевы ко мне вызывало мое недоумение – знает ли она о слухах насчет меня и Роберта? В самые неожиданные моменты я чувствовала на себе ее вопрошающий взгляд. Этот взгляд мог означать и то, что она думала, как я переношу свое вдовство, как я веду себя, так как она принимало живейшее участие в проблемах всех своих родных.