«Если мой час пробил, так тому и быть», — говорил Генрих. Он считался главнокомандующим армии, но командовали ею Колиньи и Андело.
Генрих смеялся над своим положением, принимал его и понимал, что он — принц Беарнский, поэтому и именуется главнокомандующим армии. И был рад отдать настоящее руководство в руки опытных воинов, таких, как Колиньи и Андело. Никто лучше его не сознавал, что вождем его называют только по титулу принца. Что гугенот он только благодаря матери. Зачем доказывать обратное? Есть много более приятных занятий.
Женщины в Ла-Рошели были податливыми, и никто из молодых людей не пользовался в городе такой известностью, как принц Беарнский.
После встречи Жанны с войсками, ее представления солдатам двух юных вождей гугенотам улыбнулась военная удача. То, что она объяснялась медлительностью и несогласованностью в действиях католиков, не имело значения; в сердца людей вселилась надежда и укрепилась рядом побед. К армии присоединились немецкие наемники; под знаменем гугенотов их сражалось двадцать пять тысяч. У противостоящего им герцога Анжуйского была тридцатитысячная армия. Однако гугеноты, веря в опытность Колиньи и Андело, юношескую отвагу Генриха Наваррского и Конде, считали себя непобедимыми. И военное счастье какое-то время не покидало их.
Солдатская жизнь неплоха, считал Генрих. С тех пор как он лежал в огражденном садике с Флереттой, казалось, прошла целая вечность. Ребенку уже должно исполниться два года; и Генрих прекрасно знал, что со временем у малыша появится много братьев и сестер. Никаких сожалений по этому поводу он не испытывал. С какой стати? Он знал, что Флеретта ни о чем не жалеет; и представлял, как она с важным видом расхаживает по Нераку, демонстрируя черноглазого малыша, и спрашивает: «Можно ли сомневаться в том, кто его отец?» И ребенок не будет страдать, лучше быть незаконным сыном принца, чем законным — крестьянина. Это знает весь мир; а раз так, чего ради человеку, которому уготовано быть королем, упрекать себя за внебрачные связи?
Адмирал Колиньи не одобрял его ветрености. Этого и следовало ожидать; Генрих было убежден, что почти все люди находят правильным свой образ жизни. Сам он придерживался мнения, что человек должен жить по мере своих возможностей и взгляды одного ничем не лучше взглядов другого. Такая слишком вольная точка зрения постоянно доставляла ему неприятности и со временем причинит еще больше. Это он сознавал.
Колиньи попросил у него аудиенции; в сущности, просьба эта являлась приказом. Хотя адмирал обращался к принцу с так называемыми предложениями, принц обязан был принять адмирала, и его советы считались командами.
Каким привлекательным человеком был Гаспар де Колиньи! Высоким, прямым — душой и станом, с таким смелым взглядом ясных глазах, словно их обладателю не страшны ни Бог, ни люди. И оно действительно так, не сомневался Генрих, потому что адмирал не всегда обращался с людьми по чести и в той манере, какая понравилась бы его Богу.
«Его Богу! — думал Генрих. — Почему его? Разве Бог не один? Ведь тот, которому служат их враги, Анжу, Гиз и остальные, тоже кажется им истинным Богом. И почему я не могу быть так прям в своих взглядах, как они? — удивлялся он себе. — Ведь так просто иметь одну веру и утверждать: «Это истинная вера».
Трудно смотреть на все события с разных точек зрения. Поэтому не стоит доискиваться сути. Генрих начинал подумывать, что наслаждаться жизнью можно, только избегая глубоких чувств, не отдаваясь душой ничему — ни вере, ни женщине.
Колиньи поцеловал ему руку.
— Рад видеть вас в добром здравии, мой принц.
— И я вас, mon Amiral [5] .
Генрих не льстил Колиньи. Старик выглядел прекрасно. Ходили слухи, что адмирал собирается жениться снова. Он, вдовец, имеющий взрослых детей, посвятивший жизнь делу веры? В определенных кварталах Ла-Рошели поговаривали, что Жаклин д'Антремон боготворит Колиньи и мечтает стать его супругой. Она очень состоятельна; ее богатство было бы ему очень кстати. Может, если он женится, то сочтет, что семейная жизнь гораздо более ему по возрасту, чем военная?
Если бы старик решил так, Генрих не стал бы винить его. И вообще он редко винил кого-то за какой-то поступок.
— Ваше высочество, до меня дошли неприятные слухи.
— Правда, mon Аmiral? Мне очень жаль.
Генрих приподнял брови. Адмирал твердо встретил его взгляд. В глазах юноши не было раскаяния; губы его слегка подрагивали и готовы были растянуться в улыбке.
— Кажется, я догадываюсь, в чем дело, — пробормотал Генрих.
— Ваше высочество, мы гугеноты. Будь вы среди наших врагов, они б, несомненно, были довольны вашими похождениями. Вы понимаете, что я имею в виду.
— Увы, — пробормотал Генрих, — но гугенотки так очаровательны.
— Как принц и вождь, вы должны щадить их добродетель.
— Monsieur Amiral [6] , разве не грубо отказываться от того, что щедро предлагается?
— Насколько я понимаю, ваше высочество ищет, не домогаясь, те дары, которые должны оберегаться как теми, кто может их предложить, так и теми, кто может ими соблазниться. Для вождя это большой недостаток.
— Конде был великим вождем.
— Конде одержал множество побед. И был великим вопреки своим слабостям, а не благодаря им.
Генрих скорбно улыбнулся.
— Мы таковы, какими нас создал Бог.
— Это философия грешника.
— В таком случае, mon Amiral, я грешник. И всегда сознавал это.
— Поэтому, ваше высочество, вы тем более должны быть твердым. — Взгляд Колиньи был холоден. Адмирал пришел не обмениваться с принцем шутками, а предложить ему новую линию поведения. — Королева, ваша мать, была бы рада, если бы вы проявили больше интереса к умственной жизни города. Вы хоть раз посещали университет?
— Нет. Не думал, что это входит в мои обязанности воина.
— Это входит в ваши обязанности вождя. Вы, принц Конде и я оказываем денежную помощь университету, но этого мало. Вам нужно проявить интерес к тому, что там происходит. Я попросил профессора Пьера де Мартинюса принять вас и рассказать кое-что о научной деятельности. Он преподает греческий и древнееврейский языки. Я сказал, что вы вскоре нанесете ему визит.
На лице Генриха появилось страдальческое выражение.
— Вы считаете, что это необходимо, monsieur Amiral?
— Я считаю, что интерес к умственной жизни города — существенная часть ваших обязанностей.
Прохожие шумно приветствовали Генриха, едущего по улицам Ла-Рошели. Молодежь его очень любила. Люди постарше относились к нему более сдержанно, но, встречая его, находили ему оправдание. Он молод, говорили они, со временем угомонится; и все же предупреждали дочерей: «Не лезь на глаза принцу».