Я почувствовала себя одураченнной, догадываясь, что он именно так и запланировал. Однако девушки ушли всего лишь посмотреть на лошадей, и единственное, что мне оставалось, это проследовать за миссис Кил в дом.
Мы вошли в большой холл, который я впервые увидела в тот памятный день, когда обедала с ним и потом сидела в сумерках во дворе.
Мы поднялись по главной лестнице с ее прекрасными резными балясинами, выставлявшими напоказ тюдорские розы и несколько более скромные французские королевские лилии, меня проводили в отделанную панелями комнату с богатыми красными коврами и тяжелыми красными бархатными шторами. У окна с мелкими переплетами стоял большой резной стол, и на нем было сложено несколько томов, на столике поменьше располагался серебряный чайный поднос с чашками и блюдечками.
— Не угодно ли сесть, мисс Грант? Они будут недолго, и я принесу чай, когда позвонят.
— Спасибо, — сказала я, и она вышла, оставив меня.
Я оглядела комнату. Это его особое святилище. На стенах висели две прекрасные картины. На одной была изображена женщина — явно из Веррингеров, похоже, работа Гейнсборо; на второй ландшафт. Тут же стоял книжный шкаф. Я взглянула на книги: поэзия. Поразительно! Я не могла представить, чтобы он любил стихи. Большинство книг — исторические.
— Оцениваете мои читательские привычки? Я не слышала, как он вошел в комнату, резко обернулась и к своему смятению обнаружила, что он один.
— Думаю, вы немного рассердитесь. Не ругайте их. Вы же знаете, как девочки относятся к лошадям.
— Я полагала, они здесь для того, чтобы обсудить…
— Этим должны были заниматься вы. Я вообще не предлагал их приводить. Я даже считаю, что лучше, чтобы их здесь не было. Тогда мы сможем говорить о них откровеннее. Юджини безумно хотелось испытать новых лошадей, и она увела Фиону за собой, поскольку я сказал, что они могут поездить на них в загоне с полчаса. Девушки вернутся к чаю.
Он улыбался лишь с лукавым намеком на торжество.
Итак, он опять победил.
Мне представилась возможность проявить неудовольствие. На самом деле, если быть откровенной, я была рада избавиться от девочек. Юджини могла быть по-настоящему неприятной, а у Фионы была склонность вести себя так, как те, кто ее окружал. И хотя она была послушной девушкой, в обществе Юджини и Шарлотты Маккей это свойство сильно ослабевало.
— Что же вы хотите обсудить?
— Садитесь. Не желаете ли взглянуть на мои книги? Хочу показать вам нечто интересное. Я велел принести их из библиотеки. Я подумал, что здесь будет удобнее. Есть и другие, и, поскольку вас интересует Аббатство, я приказал их принести, чтобы показать вам.
— Конечно, мне хотелось бы их посмотреть, но разве сначала нам не следовало бы заняться тем, ради чего я пришла сюда. Что вас беспокоит в отношении Фионы?
— Беспокоит? Несомненно это не беспокойство. Я просто прошу помощи, вот и все.
— Но у вас есть что-то на уме?
Он напряженно посмотрел на меня.
— Мой ум кипит вариантами.
— В таком случае, пожалуйста, позвольте мне услышать о них, и я посмотрю, можем ли мы в школе помочь их осуществлению.
— Для меня это проблема — обязанность заботиться о двух девушках. Особенно теперь, когда они становятся взрослыми.
— Это я могу понять.
— Мужчина… одинокий… это не просто.
— Я понимаю, что если бы ваша жена была жива, вам было бы проще.
— Она мало что могла сделать. В течение многих лет она была инвалидом, вы знаете.
— Да, мне это известно.
— Не сомневаюсь, что мое полное досье было вам представлено… этой старой злобной служащей с почты. Не знаю, зачем я ее там держу.
Я была в достаточной степени шокирована мыслью о том, что миссис Бэддикомб могла быть такой недоброй к хозяину Холла, хотя именно благодаря ему имела средства для проживания, как, полагаю, большинство людей в этом округе.
— А не могли бы вы… — начала я.
— Назначить новую служащую на почту? Несомненно. Здесь у нас что-то вроде маленького королевства, Корделия. Отношения почти настолько же феодальные, как и в те дни, когда мои предки купили земли Аббатства. Владения простираются до городка, который образовался только за последнюю сотню лет или около того. Моего прадеда очень заботило строительство. Он много строил и увеличивал свои владения. Я знаю, что эта злая старуха вместе с марками продает сплетни.
— Вы знаете это и позволяете?
Он рассмеялся.
— Пусть радуется жизни, бедная старая женщина. Веррингеры добавляют остроту в ее скучную диету. Имейте в виду, кое на что она может опереться, а что касается деталей… богатая фантазия.
— Откуда вы знаете обо всех этих сплетнях?
— Вы считаете, что я безразличный ко всему, кроме своих удовольствий, человек, который, как вы воображаете, ходит по балам, игорным клубам и развлекается в компании доступных дам. Удовольствия бывают разные, Корделия. Управление поместьем — одно из них, углубление в прошлое — другое. Видите ли, в моем характере много граней. Я могу мгновенно измениться. Уверяю вас, обо мне еще довольно многое можно узнать.
— В этом я никогда не сомневалась. Не займемся ли мы делом, ради которого я пришла? Скажите, какую дополнительную подготовку вы хотели бы для Фионы?
— Я хочу, чтобы она покинула Академию молодой леди, готовой для света.
— Думаете, мы можем ее такой сделать?
— Думаю, что да.
— Как?
— Я хотел бы, чтобы она вышла… в точности похожей на вас.
Я почувствовала, что краснею.
— Право, я не понимаю…
— Уравновешенной, хорошо умеющей говорить, холодной, вызывающей интерес. С чувством юмора… в сущности убийственно привлекательной.
Я засмеялась, но знала, что глаза у меня сияют.
— Это насмешка?
— Я убийственно серьезен. Если бы мне пришлось вывести в общество вас, я знал бы, что мне предстоит легкая задача.
— Не согласна. Учительница без гроша за душой в обществе далеко не уйдет.
Он подошел ко мне. Взял мою руку и поцеловал. Я сказала:
— Это абсурдно. Если вы будете себя так вести, мне придется уйти сейчас же.
Он озорно на меня посмотрел.
— Вам придется подождать девушек.
Мне пришлось заложить руки за спину, потому что они немного дрожали.
— Я думала, вы меня пригласили с серьезной целью.
— Я очень серьезен.
— В таком случае ваше поведение весьма экстраординарно.
— А я полагал, что очень сдержан.