Вошла Тереза. Она сияла. У нее была чудная маленькая комнатка, и между ее спальней и моей была дверь. Я вошла и огляделась. Очевидно, это была гардеробная.
— Ну разве не замечательно? — воскликнула Тереза.
Она была счастлива не только вырваться из школы, но и встретиться здесь с Джоном, поскольку была из тех людей, кто прочно привязывается, когда находит объект для восхищения. Она обратилась ко мне в отчаянии, и благодаря нашей дружбе в ее жизнь вошли люди, которых она полюбила. Я. Тетя Пэтти. Вайолит. А теперь она в эту компанию добавила Джона. Это было потрясением для нее: не было никого и вдруг появилось множество близких.
Я боялась, что Тереза склонна к драме: я не могла забыть, как она бросила в пруд серьгу Марсии Мартиндейл. Она была так молода, так плохо управляла своими эмоциями и, будучи неопытной, видела во всех дьяволов и ангелов… и ничего в промежутке. Ей придется учиться, но в течение следующих нескольких дней она будет с теми, кого любит и кем восхищается, и радовалась этому.
Обед в тот вечер прошел чрезвычайно интересно. Столовая была изысканной комнатой с высокими окнами, выходящими на улицу. Во время еды мы слышали цокот проезжающих мимо лошадиных упряжек, а иногда крики продавца вечерних выпусков газет.
Мы говорили о проведенной в деревне неделе, о школе, о Лондоне и о том, что будем делать во время нашего визита в столицу.
— Вам так много нужно показать, — сказал Джон. — Ну так что же будет первым?
— У меня встреча со старой школьной подругой, — сказала я. — Она пригласила меня зайти. Это на послезавтра.
— Значит, что у нас на завтра? Тереза, у вас есть идеи? Зоопарк?
— Я люблю животных! — воскликнула Тереза.
— Решено. Завтра утром зоопарк. Как вам понравится проехать по Роу, Тереза?
Она так полностью и не оправилась от своего падения, хотя я и убедила ее снова приняться за верховую езду.
— Да, — с колебанием сказала она.
На том и договорились.
Утро прошло чудесно. Не одна только Тереза была в восторге от животных. Мы наблюдали, как кормят тюленей, поражались красоте львов и тигров, смеялись над проказами обезьян. Мы потягивали лимонад на одной из террас, и я думала о том, что я счастлива. Мне не хотелось, чтобы этот визит заканчивался.
Обед оказался невероятно веселым, поскольку все — теперь, когда к нам привыкли — пытались говорить одновременно. Мы сидели в элегантной гостиной с французскими окнами, выходящими в маленький похожий на патио сад.
Мы беседовали, пока не почувствовали, что засыпаем, и довольно неохотно разошлись спать, потому что это был конец еще одного счастливого дня.
На следующее утро Джону нужно было идти в свой банк, а по пути туда он отвез меня по адресу, который дала Моник.
Это был элегантный дом на Албермарль-Стрит, недалеко от Пиккадилли. Мы проехали через Гайд Парк, который показался очаровательным, Затем свернули на Пиккадилли, где прогуливались модно разодетые люди, а запряженные лошадьми кареты живописно проплывали по главной магистрали.
Джон ввел меня в дом. Молодая горничная сказала, что мадам ждет меня и провела в гостиную, где я нашла Моник, которая действительно выглядела очень хорошенькой в своем бирюзовом утреннем платье с кружевами.
Я представила Джона, и Моник стала упрашивать его выпить с нами кофе или вина, но он сказал, что у него дела в Сити и что он заберет меня через два часа.
— Так скоро? — сказала Моник на своем привлекательном английском языке.
— Мне придется уйти, — сказала я, — потому что мы договорились сегодня проехаться по реке.
Джон оставил нас, и мы устроились поудобнее.
— Какой очаровательный мужчина! — сказала Моник, когда он ушел. — Анри тоже вышел по делам. Он надеется встретить тебя, когда вернется. Я ему так много о тебе говорила.
Я заметила:
— Замужество тебе идет, Моник.
— О, Анри… он очень хороший.
— Значит, все обернулось превосходно… Ты когда-то называла это своим manage de convenance [5] . Помнишь?
— О да. Это было решено с колыбели. О, бумаги и юристы… контракт… споры.
— И это сработало!
— А этот мистер Маркем… Он для тебя?
— О нет. Он просто друг. Мне следовало тебе сказать. Он брат Лидии.
— Конечно… Лидия Маркем. Но где же Лидия?
— О… ты не знаешь… Лидия умерла.
— О нет!
— Несчастный случай во время катания на лыжах.
— Лидия… на лыжах! Я удивлена. Но как ужасно! Я не знала.
— Ну, полагаю, я тоже не услышала бы об этом, если бы не написала ей. Ее брат открыл письмо и потом приехал меня навестить, когда я была у тети.
— О да, тетя. Как ты говорила о тете! Как ты называла ее?
— Тетя Пэтти.
— Добрая тетя Пэтти.
Вошла горничная и принесла кофе. Когда она вышла, Моник разлила его по чашкам.
— Не могу перестать думать о Лидии… Умереть вот так. В это трудно поверить.
— Да, ужасный шок. Я была удивлена, когда ее брат сказал мне, что она вышла замуж.
— О, это я знала. Лидия написала мне и сообщила об этом. Она была безудержно счастлива.
— Мне она не написала.
Моник молчала, и я внимательно посмотрела на нее. Ее губы были сжаты. Я вспомнила эту старую привычку: она знает что-то, о чем не следует говорить.
— Я не понимаю, почему она мне не написала, — сказала я. — Когда я написала тебе, я и ей написала тоже. И получила ответ от тебя и Фриды, но не от Лидии.
— Ну, она не писала тебе, потому что…
— Потому что?
— О… не думаю, что теперь это имеет значение. Она полагала, что ты можешь расстроиться.
— Расстроиться? С чего бы?
— Из-за того, что именно она вышла замуж, понимаешь.
— Отчего же мне расстраиваться?
— Ну потому что мы считали, не гак ли, что именно ты была избранной.
Я смотрела не понимая.
— Я уверена, теперь это не имеет значения. Это с тобой могло быть несчастье во время катания на лыжах. Однако я не думаю, что с тобой это случилось бы. Ты лучше каталась.
— Я в самом деле не понимаю, Моник.
— Вернись к тем дням. Помнишь Эльзу?
— Да, и представь себе, она сейчас в моей школе.
— Эльза… в твоей школе? Ну это и впрямь очень странно. Конечно, это то, что называют совпадением.
— Она сказала, что ей надоел Шаффенбрюккен, и она приехала в Англию. У нее была одна работа, которая ей не понравилась, и она оказалась в моей школе.