Меня не слишком обрадовала эта идея насчет няни Бенсон, но я видела, что Обри очень к ней привязан, и решила не перечить. В конце концов, если она так предана семье, как говорит мой муж, из нее получится отличная няня для моего малыша.
После разговора с Обри я поделилась своими мыслями с Амелией.
– Ах да, няня Бенсон, – вспомнила она. – Ну как же, она иногда заходила к нам. Стивен всегда говорил, что она будет опять у нас служить, когда я…
Почувствовав неловкость, я поспешила перевести разговор на другую тему:
– Да, она долго служила в этой семье. По-моему, это очень хорошо опять взять ее к нам.
Итак, вопрос о няне Бенсон был решен.
Она приехала за неделю до родов. Выглядела она как типичная няня, и мои опасения несколько развеялись. Даже если ей сейчас шестьдесят лет, на вид этого никогда не скажешь.
Словоохотливая старушка сразу же стала относиться ко мне как к родной, и с удовольствием угощала подробными рассказами о детстве «своих мальчиков», как она выражалась, то есть Обри и Стивена.
Я подумала, что в силу возраста методы ее воспитания могут оказаться несколько старомодными, но так как Обри настаивал на том, чтобы именно няня Бенсон водворилась в детской, я решила, что, на худой конец, мы можем нанять еще одну няню, помоложе. Уж здесь я выберу сама. Но вообще-то я не собиралась уделять столько внимания подбору слуг, так как надеялась ухаживать за своим ребенком в основном сама.
Наступил долгожданный день. Мои страдания начались рано утром, а уже к вечеру я родила прекрасного здорового мальчика.
Никогда я не была так счастлива, как в ту минуту, когда, в изнеможении откинувшись на подушки, обняла своего сына, которого бережно положили рядом со мной.
Он был похож на девяностолетнего старичка с красным, сморщенным личиком, но мне казался самым прекрасным существом на всей земле.
С этой минуты в нем сосредоточилась вся моя жизнь.
Я отдавала ребенку все свое время и старалась быть с ним как можно больше. Мне хотелось все для него делать самой. Только теперь я поняла, что значит любить кого-нибудь всем сердцем, беззаветно. Когда малыш плакал, я умирала от страха – мне казалось, что с ним что-то случилось, когда он гукал от удовольствия, я была на верху блаженства. Просыпаясь по утрам, я немедленно бежала к его колыбели, чтобы удостовериться, что он жив и здоров. Когда мне начало казаться, что сын узнает меня, моей радости не было предела.
Мы собирались назвать его Джулианом – именно этим именем часто нарекали мужчин семьи Сент-Клер.
Обри объяснял мне:
– Когда-нибудь все поместье будет принадлежать нашему сыну. Мы должны сделать из него настоящего Сент-Клера.
Обри, разумеется, был страшно горд и счастлив, что у него появился сын и наследник, но особого интереса к мальчику не проявлял. Когда я клала ребенка на руки мужу, он держал его очень неловко, а Джулиан выражал свое недовольство тем, что начинал громко плакать. Когда я забирала ребенка, он явно этому радовался.
Амелия собиралась покинуть нас сразу после крещения. Мне было очень грустно думать об этом, но ребенок поглощал все мои мысли, а все прочее теперь почти не интересовало.
Крестины состоялись в конце мая. Маленький Джулиан вел себя превосходно и отлично смотрелся в крестильной рубашечке Сент-Клеров, которую няня Бенсон выстирала собственноручно, рассказывая мне при этом массу связанных с нею историй.
Она удобно устроилась в нашем доме.
– В моей старой комнатке, – как сказала она сама.
Там была спиртовка, на которой няня постоянно готовила себе чай. Она была горячей поклонницей этого напитка, и, как я догадывалась, частенько сдабривала его виски. «Капелька старой доброй Шотландии» – так она это называла.
– Нет ничего лучше, чтобы взбодриться, – говорила няня.
Ладить с ней было легко, так как она почти ни во что не вмешивалась. Няня Бенсон, без сомнения, ценила жизненные удобства и была слишком стара, чтобы целиком взять на себя заботы о младенце, но ей доставляло такое наслаждение опять очутиться в детской Сент-Клеров, что у меня не хватало духа сказать, что ее присутствие здесь вовсе не обязательно. И не просто не обязательно – мне вообще не хотелось, чтобы рядом с моим ребенком был кто-то, кроме меня. Сын должен был безраздельно принадлежать мне!
Я совершенно не отдавала себе отчета в том, как мало вижусь с Обри. Он часто наносил визиты своим друзьям и по нескольку дней не жил в Минстере. Я не скучала без мужа – теперь моя жизнь сосредоточилась в моем сыне.
Пришло время, назначенное Амелией для отъезда.
Накануне вечером она пришла ко мне в комнату, чтобы попрощаться – ни она, ни я не хотели переносить эту тягостную процедуру на утро.
Было уже поздно. Джулиан спал. Как я подозревала, спала и няня Бенсон. Она частенько дремала по вечерам после того, как отдавала должное огромному количеству чая и «капельке старой доброй Шотландии».
– Завтра рано утром я уеду, – сказала Амелия.
– Я буду очень скучать без тебя, – с грустью отозвалась я.
– Вряд ли. У тебя ведь есть сын… и Обри.
– Да.
Амелия резко прервала наступившее молчание.
– Меня кое-что очень беспокоит, поэтому я давно собиралась рассказать тебе про это. Поверь, очень трудно говорить об этом, но я считаю, что это мой долг.
– В чем дело, Амелия?
– Это касается… Обри.
– И что же?
Она закусила губу.
– Временами Стивен очень беспокоился о нем. Были кое-какие… неприятности.
Мое сердце застучало громче.
– Неприятности? Какого рода?
– Иногда с ним было трудно. Нет, внешне все было нормально, он был очень обаятельным, как ты и сама знаешь. Просто… Ну, словом, он связался с некоторыми очень странными людьми. Они совершали весьма эксцентричные поступки.
– Эксцентричные?
– Мне кажется, они вели весьма вольную жизнь. Обри пришлось уйти из университета. Должно быть, именно там он и пристрастился к этому. Стивену стоило большого труда замять всю эту историю. Потом Обри уехал заграницу. Мне казалось, что тебе следует все знать, но, возможно, я и ошибаюсь. Я действительно долго размышляла над всем этим, крутила все в голове так и сяк, спрашивала себя, должна ли я рассказать это тебе или нет. Но я думаю, всегда лучше быть готовым к худшему.
– Да, – согласилась я, – лучше знать, что тебя ожидает. Так ты хочешь сказать, что он пробовал наркотики?
Амелия в изумлении уставилась на меня. Она не сразу ответила, но я поняла, что угадала правильно. Избегая моего взгляда, она продолжала:
– Люди, принимающие наркотики, могут вести себя очень странно, находясь под влиянием этих веществ. Конечно, все это происходило очень давно. Возможно, сейчас Обри избавился от этой привычки. Там был еще один человек… Мне всегда казалось, что вину за происшедшее следует до некоторой степени возложить на него. Он приезжал сюда раз или два. Стивен был о нем очень высокого мнения. Тот человек был доктором, авторитетным специалистом по лекарственным веществам. Он вел весьма странную жизнь – жил среди туземцев и так далее… Потом он описал все случившееся с ним – весьма откровенно, надо признаться. Мне он всегда внушал какой-то безотчетный страх – вероятно, потому, что я прочла его книги. Неизвестно, не из-за него ли Обри начал баловаться наркотиками. Стивен постоянно старался убедить меня, что интерес доктора к наркотическим веществам был только медицинским – он хотел использовать их во благо человечества. Кроме того, Стивен был убежден, что считать другие цивилизации отсталыми только потому, что они отличаются от нашей, – это значит смотреть на вещи слишком узко. Во многих других отношениях они могут оказаться более развитыми, чем наша культура. Мы почти поссорились с ним однажды из-за этого человека.