Иногда он развлекал нас сценами из этой пьесы. Мы слушали, затаив дыхание. Сидя рядом с няней, я время от времени хватала её за руку, чтобы удостовериться: она здесь, рядом. Наши впечатления были особенно острыми, когда за окном завывал ветер, а в стёкла бил дождь.
— Вот в такую именно ночь и был убит польский еврей… — глухим голосом провозглашал мистер Долланд.
Он напоминал нам, каким именно образом Матиас убил еврея, после чего его до конца дней преследовал призрачный звон колоколов. Слушая его, мы содрогались от ужаса, а потом, лежа в постели, я со страхом поглядывала на тени в комнате, как бы ожидая, не превратятся ли они в фигуру убийцы.
Мистера Долланда высоко чтили все слуги, и это было вполне естественно. Но своим даром развлекать нас он внушал к себе и чувство любви. Если театральный мир не сумел по достоинству его оценить, то об обитателях дома в Блумзбери никак нельзя было этого сказать.
То были счастливые воспоминания. Эти люди составляли мою семью, я чувствовала себя с ними в безопасности и была счастлива.
В те дни я отваживалась переступать порог «господской» столовой только под крылышком Дот, когда та накрывала на стол. Я, бывало, держала столовые приборы, которые она раскладывала по местам. Меня восхищало, как ловко она придаёт затейливые формы салфеткам, а затем размещает их на столе.
— Правда, красиво? — спрашивала она, любуясь делом своих рук. — Они-то, конечно, и внимания не обратят. Только и знают, что говорят, говорят, говорят, а о чём речь — и в толк не возьмёшь. Некоторые иной раз до того распалятся, что так и ждёшь — вспыхнут и задымятся… и всё из-за какого-то события, происшедшего невесть когда, да к тому же в таких местах и с такими людьми, о которых никто никогда и не слыхивал. Они в такой раж от всего этого приходят!
Я сопровождала также Мег. Мы вместе застилали постели. Когда она снимала простыни, я сбрасывала туфли и прыгала на матрасе. Ноги так мягко тонули в мягкой перине! Затем я помогала Мег приводить постели в порядок.
«Чтобы правильно постель застилать, начинать надо с ног, изголовьем кончать», — распевали мы за работой.
— Так! — говорила Мег. — Подоткни тут побольше, а то у них ноги будут вылезать из-под одеяла. Такие же будут Холодные, как тот камень, в честь которого тебя назвали.
Да, это была хорошая жизнь, и я ничуть не страдала от отсутствия родительского интереса к моей особе. Напротив, я была благодарна моему тёзке — камню и всем тем египетским королям и королевам, которые настолько поглощали их внимание, что для меня ничего не оставалось. Счастливые дни, проходившие в застилании постелей, накрывании стола, созерцании миссис Харлоу, рубящей мясо или перемешивающей пудинг — при этом мне нередко перепадал лакомый кусочек, — драматические сцены в исполнении несостоявшегося артиста, мистера Долланда, и самое главное — заботливые руки няни Поллок, всегда готовые утешить, приголубить.
У меня было счастливое детство, позволявшее обходиться без родительского внимания.
Наступил день, когда в доме должна была появиться мисс Фелисити Уиллз, племянница профессора Уиллза. Ей предстояло стать моей гувернанткой и взять на себя обучение меня элементарным наукам до тех пор, пока не решится вопрос о том, как со мной поступить в дальнейшем.
Я услыхала, как к дому подъехал извозчик. Няня Поллок, миссис Харлоу, Дот, Мег, Эмили и я прильнули к окну детской.
Я увидела, как она вышла из экипажа. Извозчик поднёс её чемоданы к парадному. Вид у молодой девушки был беспомощный. В ней не было решительно ничего страшного.
— Безобидная пичужка, — тут же оценила няня.
— Не торопитесь с выводами, — предостерегающе молвила миссис Харлоу, не желавшая расставаться со своими пессимистическими ожиданиями. — Я вам сколько раз говорила: по наружности судить нельзя.
Мы ожидали вызова в гостиную, и наконец он последовал. Няня надела на меня чистенькое платье и тщательно причесала.
— Не забудь, — отвечать надо смело. Не бойся их, — наставляла она меня. — Всё у тебя в порядке, поняла? И няня тебя любит.
Я горячо её поцеловала и направилась в гостиную, где меня ждали родители и мисс Фелисити Уиллз.
— А! Розетта! — приветствовала меня мама. Наверное, она узнала меня потому, что ожидала моего появления. — Вот твоя гувернантка, мисс Фелисити Уиллз. Мисс Уиллз, это наша дочь Розетта.
Фелисити подошла ко мне, и мне кажется, я полюбила её с этой самой минуты. Она была изящная и хорошенькая как картинка, которую я где-то видела. Взяв обе мои руки в свои, она приветливо мне улыбнулась. Я улыбнулась в ответ.
— Боюсь, вам придётся иметь дело с непаханной целиной, мисс Уиллз, — сказала моя мать. — Розетту пока ещё ничему не учили.
— Я уверена, что она успела сама многое узнать, — ответила мисс Уиллз.
Мать недоумённо пожала плечами.
— Розетта может показать вам классную комнату, — вставил отец.
— Прекрасная мысль! — отозвалась мисс Уиллз и с улыбкой повернулась ко мне.
Самое страшное осталось позади. Мы покинули гостиную вместе.
— Это на самой верхотуре, — объяснила я.
— Да, классные комнаты часто помещают на самом верху дома. Наверное, чтобы никто нам не мешал. Надеюсь, мы с тобой поладим, я твоя первая гувернантка? — Я кивнула. — Хочешь, признаюсь тебе кое в чём? — продолжала Фелисити. — Ты моя первая ученица. Так что мы обе начинающие.
Эти слова сразу же установили между нами дружеские отношения. Я чувствовала себя гораздо счастливее, чем поутру, когда моей первой мыслью после пробуждения было: сегодня приезжает гувернантка. Я представляла себе сердитую старуху, а передо мной была хорошенькая молодая женщина. Вряд ли ей было больше семнадцати, и она уже успела признаться, что никогда раньше никого не учила.
Это был приятный сюрприз. Я знала, что мне с ней будет хорошо.
* * *
В жизни моей открылись новые горизонты. Для меня было большой радостью убедиться в том, что я не так невежественна, как опасалась.
Каким-то образом с помощью мистера Долланда я сама научилась читать. Я с интересом разглядывала иллюстрации в Библии и очень любила его пояснения к ним, которые он давал с надлежащим драматическим эффектом. Рахиль у колодца, Адам и Ева, изгоняемые из райского сада и оглядывающиеся на ангела с пламенным мечом, Иоанн Креститель, проповедующий, стоя в воде… Кроме того, я, конечно, слышала в исполнении мистера Долланда знаменитую речь Генриха У перед взятием Харфлёр и могла цитировать её наизусть так же, как и отрывки из монолога «Быть или не быть?» Не зря ведь мистер Долланд часто выступал перед нами в роли Гамлета.
Мисс Уиллз была от меня в восторге, и мы с самого начала стали друзьями.
Правда, мои кухонные приятели поначалу проявляли к ней некоторую враждебность. Но Фелисити — я вскоре стала называть её просто по имени, когда мы оставались одни — была столь снисходительна, и ей настолько было чуждо высокомерие, которого опасалась миссис Харлоу, что она быстро сломала барьер между кухней и теми, кто, по словам миссис Харлоу, считали-де себя «выше других». Носить еду ей в комнату на подносе очень скоро перестали, и Фелисити делила трапезу со всеми нами за кухонным столом.