— Они всегда так гадают. Не надо показывать, что мы встревожены. Так мы только дадим повод для слухов.
Но я встревожилась… сильно встревожилась.
* * *
Как мне не хватало Теодосии. Я испытывала угрызения совести, ведь при ее жизни я не говорила ей, как много для меня значит — иметь сестру. Я сидела на террасе, грустила и вспоминала наши беседы. Табита не могла заменить мне Теодосию, я ей не доверяла.
Я постоянно ощущала ее дружбу с Тибальтом. Однажды, вернувшись с работы, Тибальт подсел ко мне на террасе.
Он рассказывал мне о раскопках, и я с интересом слушала. Но к нам присоединилась Табита. Она многое помнила о предыдущей экспедиции и начала вести беседу с Тибальтом, я осталась в стороне. Мне стало неприятно, я обиделась. Опять вспомнила сомнения Доркас и Элисон относительно моего брака, предсказания могильщика Пеггера и слова няни Тестер.
Мое отношение несправедливо, раньше я не поверила бы в плохое, но теперь я начала сомневаться в Тибальте. Я стала подозрительной и ревнивой. Я начала видеть в нем безжалостного человека, готового всем пожертвовать ради работы. А только ли в отношении работы он может проявлять безжалостность?
Тибальт становился чужим человеком.
Однажды пришел Леопольд Хардинг. Он часто общался с нашими археологами. Его интерес к археологии привлекал Тибальта, он всегда поощрял любителей. Хардинг даже обедал с нами во дворце и часто ходил на раскопки.
Он сел рядом со мной и вздохнул.
— Какой чудесный вид. Представьте, что было здесь на реке три тысячи лет назад.
— Здесь проплывали царские барки… люди занимались необычной для нас работой, например, обрабатывали камни для постройки пирамид или приносили жертвы богам.
— Почему фигуры всегда изображены в профиль?
— Наверное, потому, что у них красивые профили.
— Ваш муж доволен результатом работы?
— Каждое утро он полон надежд, что это непременно случится. Но пока ничего не найдено.
— Я сожалею о смерти миссис Каллум. Такая молодая, только начала жить и такой ужасный конец. Люди в гостинице только о ней и говорят.
— Я знаю. Об этом везде говорят.
— Они считают, что это действует проклятие фараонов.
— Абсурд, — я говорила так, как ответил бы Тибальт. Он так мечтал, чтобы эти разговоры затихли. — Если это проклятие, то почему оно пало на Теодосию, самого невинного члена экспедиции?
— Но она все равно член экспедиции.
— Едва ли. Она жена одного из археологов.
— Но ходят разговоры… Общее мнение таково, что данная экспедиция, как и предыдущая, обречена на провал, потому что древние фараоны рассердились.
— Конечно, говорить будут… Я получила письмо из дома. О смерти Теодосии писали в газетах. «Еще одна смерть» и вновь упоминание о проклятии. Людей привлекают подобные тайны. Они верят в них, потому что хотят верить.
— Пожалуй, вы правы, — согласился он. — Я скоро уезжаю. Большинство приобретений уже отправлено в Англию, у меня осталось мало незавершенных дел. Как вы думаете, ваш муж не против, что я повсюду сую свой нос?
— Он бы прямо так и сказал. Он доволен, когда люди интересуются его работой. Лишь бы только не мешали.
— Постараюсь не мешать. Я вижу, вы много знаете об археологии.
— Находясь в обществе профессионалов, постоянно ощущаешь недостаток знаний. До замужества я много читала, Эван Каллум давал нам уроки… Хадриану, Теодосии. Вы ведь знаете, мы родственники.
— Да, я слышал, вы сестры. Вы, видимо, сильно пережинаете утрату миссис Каллум.
— Да, как и Хадриан.
— Он вас обеих очень любит… особенно вас.
— Мы с детства дружим с Хадрианом.
— Значит, вы с детства изучали археологию.
— Любительским образом, но меня всегда интересовали гробницы.
— Волнующий предмет.
— Идея бальзамирования тела жуткая и одновременно мудрая. Древние египтяне довели искусство бальзамирования до совершенства. Но после 500 года они перестали этим заниматься. Интересно, почему? Отвратительный процесс… Удалить органы и наполнить тело различными благовонными травами. Потом они держали тело в содовом растворе около трех месяцев, а потом заворачивали в льняную ткань и обмазывали каким-то липким веществом.
— Да, интересно побывать в гробнице. А вы как думаете, что произошло с мостом?
— Может, прогнил.
— А если его испортили намеренно?
— Но кто? И зачем?
— Чтобы убить кого-то.
— Теодосию? Почему? Что она сделала?
— Может быть, хотели убить кого-то, причастного к экспедиции, не важно, кого именно.
— Вы хотите сказать, что хотели убить одного из нас в качестве предупреждения?
— А возможно, это трагический несчастный случай. Беременность миссис Каллум способствовала трагическому исходу, но вы в этом разбираетесь лучше меня. Я так рад, что мне позволяют наблюдать, как продвигаются раскопки. Я никогда не забуду эту поездку в Египет.
— Думаю, никто из нас ее не забудет. То же и с предыдущей, когда умер сэр Эдвард, ее пришлось свернуть, ведь они не могли продолжать без руководителя.
— А что он нашел?
— Ничего. Но Тибальт верит в удачу и продолжает дело отца.
— Большое вам спасибо за беседу. Мне пора возвращаться в гостиницу, поэтому придется вас покинуть.
Становилось все жарче, и я вернулась во дворец. Вспомнив, что оставила баночку с мазью в маленькой комнате, я направилась туда. Услышав голоса, я остановилась.
До меня донесся голос Табиты:
— Да, такое счастье быть свободной… но если б это случилось раньше. А теперь, Тибальт, слишком поздно.
Я стояла, не дыша. В ушах у меня зазвенело, я едва не потеряла сознание.
Слишком поздно! Я отлично поняла, что это означает. Я долго их подозревала, а теперь знаю наверняка. Повернувшись, я бросилась в свою комнату.
* * *
Я лежала в кровати. Тибальт ушел на раскопки. Я рада, мне не хочется его видеть, по крайней мере сейчас… пока я не решила, как мне поступить.
Вспомнились многочисленные моменты, как он смотрел на нее за роялем, предупреждения няни Тестер… Она красивая, опытная, элегантная. По сравнению с ней я заурядная и неуклюжая, не отличаюсь терпеливостью. Я сержусь и страдаю, потому что у него на первом месте работа, а не я. Она его прекрасно понимает. Он ее любит и женился бы на ней, если бы был свободен.
Но зачем он женился на мне? Почему не подождал ее? Его предложение было неожиданным, оно меня удивило. Он выбрал меня, потому что я наследница сэра Ральфа. Все становится понятным и неутешительным.