Доктор был прав, говоря, что некоторые ушибы окажутся болезненными. Кроме того, я все еще ощущала легкое головокружение, хотя и не была уверена, что это следствие падения. Может быть, причина была совсем другая?
Я все вспоминала тот момент, когда начала приходить в себя и совсем рядом увидела лицо Поля. Я продолжала чувствовать прикосновение его губ к своему лбу и подумала: счастье все-таки возможно. Меня теперь радовало предательство Джереми Брендона. Об этом не стоило сожалеть — совсем напротив.
Я чувствовала себя восхитительно свободной для счастья.
И я была счастлива в тот вечер. Как удивительно, размышляла я, что из неприятности может родиться такая радость. Если бы я не упала с лошади, то сейчас играла бы с мамой в пикет или слушала, что она предполагает надеть на Рождество. Надеясь на продолжение флирта с месье Фукаром, она уже забыла, должно быть, о своих страхах, связанных с моим возможным замужеством.
Итак, мы с Полем сидели при свете лампы и беседовали. Я многое рассказала ему о себе, о дне золотого юбилея, который мы провели на площади Ватерлоо, и о последствиях этого. Кажется, он знал уже — может быть, от кузины Мэри — что я не была дочерью Роберта Трессидора. По-видимому, враждебность между двумя семьями значительно ослабела. Я колебалась, не зная, говорить ли ему о Джереми Брендоне, но сама не заметила, как и об этом рассказала.
В действительности, ему были нужны только деньги, которые, как он предполагал, я должна была унаследовать. Узнав, что денег не будет — он поспешил от меня отказаться.
— Понимаю, — кивнул он. — Может быть, это и к лучшему, что вы вовремя все выяснили.
— Я и сама теперь так думаю. Но пережить такое предательство очень мучительно. Сейчас он собирается жениться на моей сестре. Я часто спрашиваю себя, должна ли я что-нибудь предпринять.
— А ей хочется выйти за него замуж?
— О да… очень хочется. Она влюбилась в него еще до того, как я с ним познакомилась. В свое время я этого не поняла, хотя и догадывалась, что она к кому-то неравнодушна. Оказалось, что это был он. Мне хотелось бы убедить ее, что не следует за него выходить.
— Это сознание не принесло бы ей радости.
— Верно, но он женится на ней из-за ее денег.
— Однако ей хочется за него выйти.
— Да, очень. С другой стороны, ведь он ее обманывает. Я прекрасно представляю себе, как он действует… Говорит ей, как сильно он ее любит… Уговаривает выйти за него замуж, объясняет, что на самом деле любил ее все время… даже когда был помолвлен со мной. Боюсь, что я поступаю неправильно, ничего не говоря ей. По мнению мамы, его поведение в порядке вещей. В мире, в котором она вращалась, оно считается нормальным.
— Думаю, что не только в том мире.
— Это вызывает у меня презрение.
В комнате стало тихо. Слышно было журчание воды, стекающей по склону горы.
Неожиданно для себя я спросила:
— Как вы думаете, должна я предупредить Оливию?
Он покачал головой.
— Дайте ей возможность быть счастливой. Она этого хочет. И он этого хочет. Она знает, что он был вашим женихом. Ничего нового сообщить ей вы не можете. Должно быть, для вас это было тяжелым испытанием.
— О, теперь уже все позади.
— Меня это радует.
Он дотянулся до моей руки и пожал ее.
— Меня радует и то, что вы не очень сильно пострадали от падения, — продолжал он.
— Когда я обернулся и увидел вас на земле… не могу описать, что я почувствовал.
Я засмеялась счастливым смехом.
— Мне пришло в голову, что неприятные происшествия имеют иногда самые счастливые последствия.
— Вы имеете в виду, что здесь так хорошо? Вам это доставляет удовольствие?
— Огромное… Подобного удовольствия я давно уже не испытывала.
— Знаете. — заметил он, — то же самое я могу сказать и о себе.
Мы улыбнулись друг другу, и между нами, как мне показалось, возникло какое-то понимание, какая-то симпатическая связь.
Пусть это длится вечно, пожелала я.
Мы сидели молча, и это было так же чудесно, как и разговаривать. Бой часов разорвал тишину — было уже одиннадцать.
— Доктор сказал, что вы должны рано лечь в постель, — напомнил Поль. — Боюсь, я забыл о времени.
— Я тоже. Но не может быть, что так поздно.
— К сожалению, это так. Вам пора спать. Уверен, что утром вы будете в полном порядке.
— Какая здесь тишина! В горах все так необычно.
— Вам не жутко?
Я энергично покачала головой.
— Во всяком случае, бояться здесь нечего. Я рядом… Спите спокойно.
— Спокойной ночи, — ответила я.
Он неожиданно наклонился и поцеловал меня в лоб, как и в тот раз, когда, лежа на земле, я начала приходить в сознание.
Я улыбнулась ему. На миг мне показалось, что он хочет что-то сказать, но он, видимо, передумал и вышел из комнаты.
Я знала, что мне нелегко будет уснуть, и не была уверена, что стремлюсь к этому. Мне хотелось спокойно лежать, смотреть из окна на горы и заново переживать каждую минуту этого необыкновенного дня.
Если бы я не упала с лошади, я не была бы сейчас здесь. Если бы Джереми не бросил меня, этот день никогда бы не наступил. Может быть, в самом деле, нет худа без добра. Это была утешительная мысль.
Была я влюблена? Возможно. Но не следует забывать, что мои чувства легко воспламенялись. В свое время я обожала капитана Кармайкла. Потом появился Джереми, и я с готовностью влюбилась в него. А еще до него моим героем стал Поль Лзндовер. С тех пор я постоянно мечтала о нем… кроме того периода, когда моими мыслями завладел Джереми.
Могла я доверять своим чувствам? Более опытные люди сказали бы, вероятно, что я для этого слишком молода и не знаю жизни.
Но в одном я не сомневалась: то, что я испытывала, было счастьем. Я поеду в Корнуолл и часто буду видеть Поля. Наши отношения укрепятся — я буду счастлива.
Я задремала, но скоро, вздрогнув, проснулась, чувствуя на себе чей-то взгляд. Я продолжала лежать тихо, полуоткрыв глаза, мое сердце неистово билось. Лунный свет заливал комнату, а за застекленной дверью появилась тень.
Это Поль, подумала я, он смотрит на меня. Он не должен догадаться, что я не сплю. Что случилось бы, если бы он это понял? Его рука была на ручке двери. Он сейчас войдет…
Мне очень этого хотелось. Мне даже казалось, что я внушаю ему желание войти.
Но я продолжала лежать с полузакрытыми глазами, делая вид, что сплю.
А он все стоял и не двигался.
Я подавила побуждение позвать его. Разве можно было дать ему войти в мою комнату в ночное время? Это означало бы только одно.