Я много размышляла об их несчастном браке и перестала думать о графе и каждую минуту представлять себе, чем он сейчас занимается. Я предполагала, что он вернулся в Карсонн. Интересно, думает ли он иногда обо мне. Возможно, и вспоминает – как о холодной бесстрастной женщине, которая отказалась от искушения... и на которую он впустую потратил столько времени.
Итак, я продолжала видеться с Дрэйком. Это было неизбежно. Когда я выходила из дома, то неизменно обнаруживала, что он ждет меня на улице. Увещевать его было бесполезно. Я видела, как сильно он нуждается в моем обществе. Мы разговаривали о положении в правительстве и о том, что делает Солсбери и что сделал бы Глад стон; но как-то незаметно мы всегда переходили на их отношения с Джулией.
Неподалеку от Пиккадилли располагалась небольшая чайная – очень приятное местечко. Столики там были утоплены в нишах, что давало посетителям возможность поговорить, не опасаясь, что кто-нибудь невольно подслушает их беседу. Там подавали чудеснейшие ватрушки и маленькие фигурные кексы. Когда я водила туда Кэти, она считала это за особый случай.
Однажды мы пошли туда с Дрэйком. Мы тихо сидели и разговаривали. Он рассказывал мне о своих делах. Я все время старалась заставить его забыть о семейных неурядицах и надеялась, что ему это удастся, если он как можно глубже погрузится в политику.
Он значительно повеселел, когда стал рассказывать о своих планах и о том, чего он уже достиг. Он поделился со мной своими опасениями по поводу здоровья Гладс-тона, которое быстро ухудшалось.
– Роузбери не сможет быть ему полноценной заменой, – сказал он. – Да и кто может?
– Гладстон никогда не умел основательно сплотить партию, а теперь уж он совсем старый человек.
– Многие, кто пробивает дорогу к власти... готовы на все, на самые низкие поступки, лишь бы подняться ступенькой выше.
– Но ты ведь не такой, Дрэйк.
– Возможно, этого мне и не хватает.
– Не говори так.
– О, Ленор, как все могло бы быть по-другому. Когда я думаю об этом, я начинаю сходить с ума от бешенства. Ведь это было так возможно, и все-таки этого не произошло.
– Назад пути нет, Дрэйк.
– Я любил тебя с тех самых пор, как вынес тогда из мавзолея. Ты была такой маленькой и напуганной. А потом я не видел тебя годы... но чувства мои не измени-373 лись. Почему она оказалась рядом со мной? Если бы я был свободен, ты бы вышла за меня замуж. Я молчала.
– Ведь вышла бы, правда, Ленор? – серьезно спросил он. – Ведь ты любишь меня?
Мне показалось, что напротив меня сидит граф и смеется надо мной: «Этот мужчина вас волнует? Находясь рядом с ним, вы чувствуете привкус опасности? Чувствуете, что хотите быть с ним больше всего на свете? Ко мне вы чувствуете все это, мадам Сэланжер. А к нему вы чувствуете то же самое? Скажите же правду, наконец».
– Я очень люблю тебя, Дрэйк. Люблю, но влюбленность – это все-таки нечто иное, правда?
Он пристально смотрел на меня.
– Ты хочешь сказать, что любишь меня, но не как мужчину?
– Я была влюблена в Филиппа и, думаю, что навсегда. Но в любом случае, Дрэйк, мы не должны говорить об этом.
– Я мог бы сделать тебя счастливой, Ленор, если бы...
– Это невозможно.
Он замолчал, и я тоже. Я старалась избавиться от наваждения скептической улыбки на смуглом лице, представшем перед моим мысленным взором. Но я понимала, что никогда не забуду его, и... как же отличалось мое чувство к нему от всего, что я испытывала ранее!
Он протянул руку через стол и взял меня за руку.
И вдруг я услышала свое имя.
– Ленор! Как здорово, что я встретил тебя!
У нашего столика стоял Чарльз. Смутившись, я поспешно отняла руку.
– Ленор... и мой уважаемый шурин! Как поживаешь, Ленор? Выглядишь ты хорошо.
Я покраснела от досады, что он застал нас здесь вдвом. Он был не один. С ним была женщина, которая показалась мне смутно знакомой.
– Это синьорина де Пуччи, – сказал он.
Она улыбнулась и склонила головку. Это была женщина выдающейся, редкой красоты. Одета она была элегантно и небанально: платье в черно-белую полоску с белой шелковой накидкой из-под белой соломенной шляпки с черными и голубыми лентами выбивались почти угольно-черные кудри.
– А это мадам Ленор из салона «Ленор», о котором, дорогая синьорина, вы обязательно услышите, если подольше пробудете в Лондоне. Ленор – очень неглупая деловая женщина. А это мой шурин – Дрэйк Олдрингэм.
Она выразила глубочайшую радость по поводу нашей встречи. У нее был легкий акцент – такой же очаровательный, как и все остальное. Ее имя показалось мне знакомым, так же как и лицо... хотя я не видела ее уже много-много лет.
– Теперь я вспомнила, – сказала я. – Вы останавливались когда-то в Шелковом доме. С вами произошел несчастный случай.
Она вспыхнула.
– Так вы помните.
– Вряд ли такой необычный эпизод можно забыть.
– Вы тогда только-только вышли замуж. О, я вспоминаю... вы были такой приятной парой. А ваш муж?.. – Она в замешательстве посмотрела на Дрэйка.
– Да, – сказала я, – Филипп Сэланжер. Он умер вскоре после вашего отъезда.
– О... как грустно.
Чарльз окинул меня столь хорошо знакомым мне оценивающим взглядом.
– Мы зашли сюда выпить чаю, – сказал он. – Обожаю их ватрушки. И я решил, что синьорина де Пуччи должна обязательно их отведать, раз уж она оказалась в Лондоне.
– Мне теперь живо все вспомнилось, – сказала я. – Ваш отъезд был таким неожиданным.
– Не думаю, что это было неожиданно. Брат прислал за мной... и я уехала.
– А я был вне себя от злости, помнишь, Ленор? – сказал Чарльз.
– Прекрасно помню.
– Но почему? – спросила она. – Почему вы рассердились?
– Потому что вы уехали от нас. Я хотел познакомиться с вами гораздо ближе, чем мы успели за то время. У нас сложились такие хорошие отношения.
– А Джулия уже виделась с синьориной? – спросила я.
Чарльз покачал головой.
– Но еще увидится. Ей будет интересно. Мы все очень хорошо помним ваш визит.
– Надеюсь, ваши повреждения не имели неприятных последствий?
– Повреждения? – недоуменно пробормотала она.
– Разве вы не повредили ногу, когда экипаж перевернулся?
– Да... да. Она вскоре зажила. – Она обворожительно улыбнулась Дрэйку. – Не знаю, что бы со мной было, если бы не мои добрые друзья.
– Мы были рады вам помочь, – сказал Чарльз. – По счастливому стечению обстоятельств я встретил синьорину недалеко от дома. Мы долго смотрели друг на друга, пока наконец не узнали. Боюсь, что вел себя довольно невежливо.