Так что лучше уж забраться куда-нибудь подальше и терпеливо ждать, пока кто-нибудь не придет и не сообщит, что ребенок уже рожден.
Он отвернулся от алтаря, перед которым преклонил колена. Свет неугасимой лампады, теплившийся у скульптурных изображений и портретов святых, упал вдруг на строгий лик Мадонны, и ему показалось, что он заметил в ее глазах упрек. Мог ли он, один из могущественнейших кардиналов, молиться за счастливое рождение дитяти, которого он не имел права зачинать? Смеет ли он ждать от Мадонны милости, дарует ли она ему еще одного прекрасного здорового сына, если он, сам сын церкви, нарушил обет безбрачия?
Это была очень неприятная мысль, а Родриго старался не думать о неприятном, поэтому он отвернулся от алтаря и вместо этого принялся глядеть на изображение щиплющего траву быка: оно всегда навевало на него самые приятные мысли. Бык был гербом рода Борджа и в один прекрасный день, как твердо решил Родриго, станет одним из самых грозных и почитаемых в Италии символов.
О да, хорошо смотреть на быка – это мощное создание сейчас мирно пасется, но в любой миг оно способно продемонстрировать всем свою неукротимую ярость и силу. И настанет день, думал кардинал, когда ему покорится вся Италия, ибо мечтой Родриго было сделать Италию единой, но под дланью кого-то из Борджа. Еще один Папа из рода Борджа? А почему бы и нет? Ватикан был центром католического мира, следовательно, Ватикан и должен объединить страну, потому что в целостности сила, а кто более других способен править объединенной Италией, как не Папа? Но пока он еще не стал Папой, и у него были сильные враги, способные воспрепятствовать восхождению на престол. Но это не важно. Он достигнет своей цели, как достиг ее его дядя Альфонсо, ставший Папой Каликстом III.
Каликст был человеком мудрым, он понимал, что сила семьи в ее молодом поколении. Вот почему он усыновил Родриго и его брата Педро Луиса (в честь которого был назван старший сын Ваноццы), вот почему он сделал их такими богатыми и такими могущественными.
Родриго довольно улыбнулся: ему-то не надо никого усыновлять, у него есть собственные дети. Сыновья. Но и против дочерей он тоже ничего не имеет. Дочери тоже полезны: их можно отдавать замуж и тем самым присоединять к роду Борджа другие славные фамилии, однако сыновья – вот что необходимо людям, пекущимся о будущем, и, спасибо всем святым, сыновья у него есть, за что он всегда будет благодарен той женщине, которая рожала сейчас здесь, в его замке. Педро Луис обеспечит своему отцу благосклонность Испании, удалой Джованни – ему, самому любимому из сыновей, Родриго уготовил наиболее блистательное будущее – станет командующим армиями Борджа, а Чезаре, этот юный бездельник (Родриго улыбнулся, вспомнив младшенького, ужасного упрямца и задиру), станет священнослужителем, потому что если род Борджа выполнит то, что предначертал ему Родриго, одному из них придется взять в свои руки Ватикан. Следовательно, юному Чезаре суждено унаследовать от отца папский престол.
Родриго пожал плечами и снова улыбнулся своим мыслям: он-то ведь еще не добился того, что запланировал, но добьется этого, обязательно. Улыбка на мгновение сошла с его лица и на столь же короткое мгновение приоткрылось то, что пряталось за приятной внешностью: железная воля.
Он уже далеко зашел, и не намерен останавливаться – да лучше уж умереть! В один прекрасный день он станет Папой Римским – он знал это, как знал и то, что сейчас, здесь, в замке Субиако, рождается его очередное дитя.
Ничто, ничто не остановит его, потому что, только став Папой, он сможет дать своим сыновьям ту поддержку, которая поможет им вознести род Борджа на должную высоту.
Ну, а этот, очередной ребенок? «Мальчик, – молился он, – Святая Мадонна, сделай так, чтобы это был мальчик. У меня уже есть три сына, здоровых, крепких мальчугана, но я найду применение и еще одному парню».
Теперь он снова был сама нежность – он вспоминал детскую в доме на площади Пиццо-ди-Мерло. Как же двое младшеньких радовались визитам дяди Родриго! На данном этапе было необходимо, чтобы они считали его дядей: совершенно неуместно, если бы они при всех стали называть его, кардинала, отцом. Так что сейчас пусть лучше зовут его дядей, но в один прекрасный день мальчики узнают правду. Он уже видел в мечтах, как обрадуются они, когда он сообщит им эту приятную новость, – Родриго нравилось говорить тем, кого он любил, приятные вещи, если же близким необходимо было сообщить нечто неприятное, он предпочитал, чтобы это за него делали другие. Какая славная их ждет судьба, потому что он, блистательный кардинал, вовсе им не дядя, но отец! Как загорятся глазенки Чезаре, этого восхитительного упрямца! Как возгордится Джованни – его самый любимый сын! И этот младенец… Он тоже получит свою долю почестей.
Чем сейчас заняты его мальчишки? Скорее всего, как всегда, ссорятся с нянькой. Он представлял, как сыплет угрозами Чезаре, как мрачнеет в злобе Джованни. В мальчиках бурлила энергия – они унаследовали ее и от Ваноццы, и от своего отца, и оба умели добиваться всего, чего пожелают. Да с ними и двадцать нянек не справятся! А что еще можно ожидать от сыновей Родриго Борджа? Уж их-то отец знал, как укрощать женщин!
Теперь он думал о прошлом, о сотнях женщин, даривших ему удовольствия. Поначалу, приняв сан, он очень страдал от того, что вынужден был блюсти обет безбрачия. Теперь он смеялся над своей былой наивностью. Потому что вскоре понял, что ни кардиналы, ни даже сами Папы не собирались следовать своим клятвам: у них у всех были любовницы. Они и не думали вести жизнь праведников, важно было лишь делать вид, что они с женщинами не знаются, а это уже совсем другое дело. От них требовалось лишь соблюдать приличия.
Сколько же торжественности, значительности в том миге, когда на земле рождается новый человек, но не менее значительны и минуты ожидания, потому что, если бы он не ждал, не готовился, эта новая жизнь так никогда бы и не возникла.
Он сел, и, по-прежнему пристально глядя на быка, принялся припоминать наиболее важные вехи своей жизни. Наверное, самым ранним и самым важным событием – потому что, если бы оно не произошло, ничего и последующего не случилось бы – было усыновление его и брата Педро Луиса их дядей, Папой Каликстом III: он пообещал, что будет относиться к ним как к родным сыновьям, если они сменят свое родовое имя Лансоль на имя Борджа.
Их родители очень жаждали этого акта. У них были еще и дочери, но Папу Каликста девочки не интересовали. И родители понимали, какое блестящее будущее ждет их сыновей под могущественным патронажем самого Папы Римского. Их мать, родная сестра Папы, сама была из рода Борджа, так что они просто взяли фамилию матери вместо фамилии отца.
И это стало началом блистательного пути.
Дядя Альфонсо Борджа (известный миру как Папа Каликст III) по происхождению был испанцем, он родился неподалеку от Валенсии. Он явился в Италию вместе с королем Альфонсо Арагонским, когда тот унаследовал неаполитанский престол. Испания, эта самая могущественная в мире держава, стремилась распространить свое влияние и на Италию, а какой самый быстрый путь для достижения этого результата? Посадить испанца на папский престол!