Но ее внимание слова и снова переключалось на старших детей. Усадив Генриха на колени и обняв Марго, Катрин стала делать вид, что занята ими, а на самом деле слушала, о чем говорят у окна старшие.
Мария сидела на диване, Франциск — на стуле; он держал девочку за руку и смотрел на нее. Карл, вытянувшись на полу, также внимательно глядел на Марию. Клаудия и Элизабет сидели рядом на стульях.
Мария рассуждала о религии; Катрин нахмурилась, сочтя эту тему неподходящей.
В последние годы на землю Франции пролилось много крови. После казни портного Генрих поклялся, что больше никогда не станет свидетелем сожжения на костре. Однако это не помешало многим оказаться в огне. Камера для пыток редко пустовала; еретики заполняли суровую Бастилию, их стоны доносились из комнат, где проводили допросы. Тысячи узников боролись с крысами и голодом в подвалах Шатело. Одни подверглись колесованию и четвертованию, другим в распоротые животы заливали жидкий свинец. Кого-то медленно поджаривали на костре. Этим мученикам отрезали языки, чтобы зрители не могли услышать их песнопения и молитвы. Все это совершалось по приказу короля во имя Святой Церкви.
И теперь маленькая католичка Мария, просвещенная своими родственниками де Гизами, рассказывала принцам и принцессам обо всем этом.
Катрин подозвала их к себе, и они неохотно приблизились к ней.
— Говорить о таких вещах неприлично, — строго сказала она.
— О каких вещах неприлично говорить? — спросила Мария.
— Я хочу, чтобы вы знали — неприлично говорить о том, что неприятно.
— Мадам, — лукавым тоном произнесла Мария, — по-вашему, плохо, что эта страна избавляется от еретиков?
— Это не та тема, которую можно обсуждать детям. Вот все, что вам следует знать. Ступайте, и помните, что я запретила вам говорить об этом.
Они удалились, и Мария Стюарт принялась болтать о новом танце. Она явно хотела, чтобы королева слышала ее голос, полный презрительных нот. Это было возмутительно, тем более что два мальчика и две девочки восхищались ее дерзостью.
Катрин испытала желание положить наглую девчонку поперек стула и выпороть ее в присутствии других детей, чтобы они стали свидетелями ее унижения. Следует ли ей сделать это? Нет! Королева Франции не должна пороть будущую королеву.
Наступило время, которое Катрин любила больше всего — она собрала свой Круг. В такие часы она казалась себе настоящей королевой.
Король и Диана милостиво разрешили ей проводить такие вечера. Это было наградой для кроткой и покорной жены. Она объявила, что будет устраивать их, чтобы ближе знакомиться с мужчинами и женщинами двора. На этих встречах говорили на темы, связанные с культурой, участие в них было почетным, изгнание из Круга — позором.
Король часто посещал эти собрания, если не уезжал в Ане или на охоту. Он считал это своим долгом, Диана, как самая близкая к королеве дама, тоже присутствовала там. Иногда появлялся Монморанси, хотя он и говорил, что чувствует себя неловко в покоях дамы. Он утверждал, что любит беседовать с королевой о ее детях, в любви к которым он признавался. Катрин радовалась, видя у себя де Гизов, хотя она и побаивалась братьев, зная об их безудержном честолюбии и о том, что они оказывают влияние на Марию Стюарт. Катрин с болью думала о том, что Франциск становится послушным рабом Марии, являющейся оружием своих родственников-интриганов. Она молила Господа о том, чтобы прошло как можно больше лет, прежде чем Мария поднимется на трон. Король обладал отменным здоровьем, все его сыновья уступали ему б этом. Катрин часто вспоминала о том, что Франциск Первый и ее собственный отец умерли от одной и той же страшной болезни. Она и Генрих были здоровыми людьми. Что, если они, избежав этого недуга, передали его своим детям? Юные Франциск и Карл были болезненными мальчиками. Внезапно она улыбнулась. Ее любимый сын Генрих, похоже, здоровее своих братьев. Мысли Катрин вернулись к старой теме.
Теперь она могла с радостью и удовлетворением посмотреть на членов своего Круга. Поэты Ронсар и Иохим дю Белле о чем-то спорили: один из трех братьев Колиньи оживленно беседовал с сестрой Генриха Маргаритой, для которой еще не подыскали мужа, хотя она готовилась разменять четвертый десяток; очаровательная итальянка Анна д'Эст, жена Франциска де Гиза, разговаривала с двумя другими братьями Колиньи. Все заметные при дворе люди считали необходимым посещать собрания Круга.
Она была не в силах сделать только одно — устранить Диану. Торжество Катрин сменялось горечью, когда взгляд королевы падал на ее врага. Принимая поклонение знати, Катрин не могла избавиться от мелькавших порой в ее сознании картин, которые она видела сквозь дыру в Сент-Жермене. В памяти женщины сохранились их ласки, полные страсти. Ей еще предстоит выставить Диане длинный счет со многими пунктами. Катрин помнила, как несколько лет тому назад появилась необходимость назначить регента — Генрих уезжал на войну. По традиции этот титул присваивался королеве. По наущению Дианы Генрих окружил Катрин такими советниками, что ее власть практически была сведена к нулю. Катрин приняла такое положение дел без протеста; она не хотела, чтобы люди знали о том, что муж унижает ее по велению своей любовницы. Но она не забыла этот эпизод. Она всегда будет помнить о нем; воспоминания, связанные с ним, были так же горьки, как и те, что ассоциировались с дырой в полу.
К Катрин подошел Монморанси. Он принес ей новое лекарство для маленького Эркюля. Коннетабль узнал о том, что малыш захворал.
— Месье, вы так добры! — сказала Катрин.
— Средство, которое вы принесли мне в прошлый раз, помогло Карлу.
— Надеюсь, вы тщательно растворили его, мадам.
— Да, разумеется.
— Это — особая трава. Я проверил ее действие на моих слугах.
Коннетабль бросил взгляд на Диану, беседовавшую с герцогом де Гизом, Марией Стюарт и дофином. Монморанси и Диана были тайными врагами, хотя они скрывали это, не желая огорчать короля. Диана всегда помнила о той роли, которую коннетабль сыграл в истории с гувернанткой.
Повернувшись, Катрин увидела возле себя Франциска де Вендома. Она приветливо улыбнулась ему; этот человек пользовался ее благосклонностью.
Он был одним из красивейших мужчин двора и родственником Бурбонов. Но самое важное заключалось в том, что у него были неприязненные отношения с Дианой. Подыскивая мужей для своих дочерей, она сочла Франциска де Вендома, в жилах которого текла королевская кровь, подходящей кандидатурой. Франциск де Вендом, он же Видам де Шартр, высокомерно отказался от брачного союза с девушкой, которую Диана впоследствии выдала за одного из де Гизов. Этим поступком молодой человек завоевал симпатию Катрин, он, в свою очередь, постоянно оказывал королеве почтительное внимание и сдержанно выражал свое восхищение ею. Она была рада видеть его в своем Кругу.
Монморанси отошел от королевы, и она разрешила Видаму сесть рядом с ней.
Молодой человек был занятным собеседником; он всегда мог поделиться последними слухами и сплетнями. Катрин не раз отмечала, что он утешает ее раненое самолюбие. Люди посматривали на них; она знала — они спрашивают себя, не начало ли это любовной связи, хотя в жизни королевы никогда не было ничего подобного.