— Она раздражена тем, что вы, джентльмены, уделяете мне и Франциску больше внимания, чем ей. Что еще можно ждать от дочери торговцев?
Лицо Катрин осталось бесстрастным. Она стерпит сейчас это оскорбление, но оно останется в ее памяти.
Снова поглядев на короля, она забыла о девочке. Катрин не могла жить без надежды на то, что когда-нибудь она отнимет Генриха у Дианы.
Удастся ли ей высечь из него искру ревности? Поможет ли это пробудить в нем чувство к жене?
Ее задумчивые глаза устремились к высокому, красивому Видаму де Шартру.
Фрейлины наряжали королеву в ее покоях к свадьбе старшего сына. Она слышала звон колоколов; с улицы доносились крики людей.
Когда на нее надели расшитое бриллиантами платье, она подумала о событиях, обрушившихся на страну в последние месяцы и приведших к поспешному заключению этого брака. Ни Катрин, ни Диана, ни король не хотели, чтобы церемония состоялась так скоро. Франциск и Мария были еще детьми, им исполнилось соответственно четырнадцать и пятнадцать лет. Они были влюблены друг в друга — во всяком случае, Франциск обожал Марию, а она была согласна баловать и любить его за ту готовность, с которой он исполнял каждое ее желание.
В эти последние месяцы дяди Марии укрепили свое положение. Кумир Парижа стал почти что королем этого города. Даже Диана, долгое время продвигавшая де Гизов, была потрясена усилением их влияния. Она забыла о своей вражде с Монморанси, чтобы в союзе с ним остановить их дальнейшее возвышение.
Что бы ни происходило при дворе, страну ждала война. На сей раз врагами Франции должны были стать Испания и Англия, ставшие союзниками после заключения брака между испанским королем и английской королевой. Испанцы подошли к Сент-Квентину, окружили его и начали штурм. Город сдался воинам короля Филиппа, а Монморанси попал в плен. Париж оказался в опасности, отчаяние охватило всю страну. Напуганные парижане демонстрировали склонность к панике, состоялось несколько попыток поднять бунт.
Катрин улыбалась, бриллианты подмигивали ей в ответ. Благодаря этим несчастьям она одержала значительную победу. В отсутствие Генриха она была регентом; на этот раз, отогнав от себя тех, кто мешал ей, она дала французам возможность увидеть настоящую Катрин де Медичи, скрывавшуюся за фасадом покорности. Она ясно видела, что Париж следует вывести из состояния апатии и страха, в противном случае погибнет вся страна. Она потребовала у парламента денег на содержание армии, запретила распространять слухи о том, что война проиграна. Она говорила так красноречиво, ее доводы звучали столь убедительно, в ее манере держаться ощущалось такое мужество и, главное, спокойствие, что она завоевала восхищение даже тех, кто прежде считал королеву ничтожеством. Армия получила необходимые средства. Катрин оказалась права. Война еще не была проиграна.
Франциск де Гиз, Меченый, увидел возможность спасти страну и заслужить новую славу для себя. Он отбил у англичан Кале. Это был маленький город, но победа имела огромное моральное значение, поскольку англичане наконец-то, по прошествии двухсот лет, были изгнаны с французской земли. Унижение, связанное с их присутствием на ней, закончилось. Какое значение имело пленение Монморанси, если у Франции был такой защитник, как Франциск де Гиз?
Испанцам не удалось продвинуться дальше Сент-Квентина; их армии были отозваны и распущены; стало ясно, что решительные требования Катрин найти деньги, необходимые для продолжения борьбы, спасли Францию от постыдного поражения.
Думая о тех днях, Катрин не просто испытывала радость; она обретала надежду на то, что ее самое сокровенное желание исполнится. Уже никто не мог смотреть на королеву как на пустое место. В манерах короля чувствовалось новое уважение к жене. Молодой Видам де Шартр искал случая продемонстрировать ей свое почтительное восхищение, из которого, при желании королевы, могло вырасти нечто большее. По ночам Катрин благодарила святых за чудо Сент-Квентина.
Но героем дня был Франциск де Гиз; львиная доля славы досталась ему. Генрих начал с того, что преподнес ему на улице Сент-Антуан восточную маску; она была роскошной, яркой, дорогой; парижане говорили, что она — достойная награда для их любимца. Но хитрый герцог стремился к более существенным наградам. Он и его брат, кардинал, настаивали на браке их племянницы и дофина; сознавая огромную популярность надменных де Гизов, возросшую после взятия Кале, король и Диана согласились устроить бракосочетание немедленно.
— Принесите мне мои жемчуга, — сказала Катрин.
Фрейлины принесли жемчужное ожерелье и надели его на шею королеве.
— А теперь приведите ко мне моих детей, я хочу проверить, как они выглядят.
Пришли все дети Катрин, кроме жениха — Франциска готовили к церемонии в его отдельных покоях.
Катрин обняла в первую очередь Элизабет и Клаудию; она сказала, что они выглядят прелестно.
— Мои дорогие, я вижу, вам не терпится стать свидетелями бракосочетания вашего брата. Скоро мы и вам подыщем супругов, да?
— И мне тоже, — насмешливая Марго протиснулась вперед.
— Если мы только найдем молодого человека, который согласится потакать твоим капризам, мадемуазель Марго! — сказала Катрин, пытаясь строго смотреть на самое живое и умное личико, которое было перед ней.
— Найти мужа для принцессы несложно, — сказала не по годам мудрая Марго. — Не сомневаюсь, желающие найдутся.
— Я в этом не уверена, — сказала Элизабет. — У папиной сестры, тети Маргариты, нет мужа, хотя она — принцесса.
— Хватит, дети, что за неприличные разговоры вы ведете, — сказала королева. — Свадьба заставила вас позабыть о хороших манерах.
Она перевела взгляд на своего любимого сына. Он ответил ей еле заметной нежной улыбкой, какими они всегда обменивались.
— Как себя чувствует мой маленький Генрих? Он взволнован и ждет своей собственной свадьбы?
Он подбежал к ней; его движения были изящными, они больше походили на девичьи, чем на мальчишечьи. Все, заметили, что его не поругали за непосредственность поведения — Катрин была не просто его матерью, но и королевой.
Наклонившись, Катрин поцеловала его сначала в одну щеку, потом в другую.
Семилетний Генрих хорошел с каждым днем! Мой дорогой, как бы я хотела, чтобы сегодня состоялась твоя свадьба, чтобы дофином был ты! Ты не будешь любить кокетливую белокурую девочку сильнее, чем свою маму.
— Я бы предпочел получить не жену, мама, новую застежку к камзолу, — серьезно заявил Генрих. — Я видел очень красивую, из золота, с сапфиром.
Она закажет для него такую застежку. Он получит ее к дню рождения.
Генрих продемонстрировал ей свой камзол. Правда, он великолепен? Он ведь нравится ей больше, чем камзолы Эркюля и Карла? Он сам придумал, как его следует переделать.
Она ущипнула его за щеку.
— Значит, ты — маленький модельер?