Ришелье плутовато улыбнулся. Нет, неспроста он сказал Шуазелю: «Можете положиться на меня, считайте меня своим другом».
* * *
Герцогиня де Грамон вихрем ворвалась в апартаменты своего брата.
— Ну вот, теперь ее представят ко двору, — выпалила она. — А там, глядишь, дойдет и до рыбных торговок. Надо помешать этому, вы слышите, Этьен?
— Слышу. Мы должны сделать все возможное, чтобы этого не случилось.
Герцогиня вцепилась в руку брата.
— Как только это случится, она займет место мадам де Помпадур и станет заправлять всеми делами. Мы достигли нашего положения, потому что маркиза была с нами в дружбе. А что будет, когда на месте маркизы окажется... наш враг?
— Этой женщине далеко до маркизы. При всей своей буржуазности маркиза была умной женщиной, а у этой вместо ума — здоровье, красота и вульгарность.
— Но король стареет, не забывайте об этом. Мне кажется, у него есть признаки старческого слабоумия.
— Сестра, мы сумеем помешать этой женщине. Уж если мы так прочно держались против Пруссии и Британии, так неужели не устоим перед капризами какой-то мадам дю Барри?
— Я боюсь ее больше, чем всех европейских государств.
— Не паникуйте, сестра. Мы скоро добьемся удаления этой женщины. Но действовать надо осторожно, шаг за шагом. Наша задача — предотвратить церемонию представления мадам дю Барри.
— А знаете ли вы, Этьен, что Ришелье на ее стороне?
— Ришелье? Этот двуличный плут? Он слишком стар.
— Д'Айгюлон тоже поддерживает ее.
— Д'Айгюлон! Этот бравый солдат! Да он дурак. И вы всерьез принимаете такого человека?
— Я боюсь, что они уже создают вокруг нее партию. Можете не сомневаться, что король поддержит тех, кто поддерживает ее.
— Вполне возможно, но вряд ли такое случится. Пока она не будет представлена двору и официально признана, опасность невелика. Но чрезвычайно важно, чтобы ее представление не состоялось.
— Король твердо решил, что оно состоится. Ришелье и д'Айгюлон тоже настаивают на этом. А уж о ней самой и говорить нечего. Не представляю, как нам удастся помешать этому.
— Плохо же вы знаете своего брата. Мы могли бы начать уговаривать короля не делать этой глупости, но он все равно нас не послушает. Однако все может быть иначе, если сделать из короля всеобщее посмешище, выставить его на осмеяние. Тогда он запретил бы представление мадам дю Барри.
— Осмеяние! — насупилась герцогиня. — Это мы уже пробовали. Его и этим не проймешь, совсем потерял из-за нее голову.
— Посмотрим. Я уже договорился с некоторыми рифмоплетами, и скоро во всех парижских кабаках будут распевать веселенькие куплеты про нашу красотку.
Герцогиня одобрительно кивнула.
— Но это еще не все, — продолжал герцог. — Прошлое этой женщины, как вам известно, весьма неблаговидно.
— Но королю нет никакого дела до ее прошлого и до низкого происхождения.
— О, она покажется ему ничуть не лучше пташек из Оленьего парка. Луи должен увидеть разницу между подобными заведениями и Зимней галереей.
— Вы что-то предприняли?
— Да. Как раз сегодня я отправил верного друга к одной женщине, которую очень хорошо знают в Париже... и при дворе. Я имею в виду мадам Гурдан из «дома Гурдан».
* * *
Мадам Гурдан оперлась локтями на стол и деланно улыбалась посетителю.
Она знала, что он прибыл к ней из Версаля, а ей всегда особенно льстило принимать таких посетителей в своем доме. Ее хорошо знали во дворце и часто обращались к ней с просьбами прислать на веселый банкет девиц, которые развлекали бы там мужчин. Такие сделки приносили мадам Гурдан немалую выгоду и способствовали хорошей репутации ее дома.
Не лишенная чувства юмора, мадам Гурдан именовала себя поставщиком Версальского дворца Его Величества. Такую репутацию, говорила она, весьма высоко ценят парижские деловые люди.
— Я прибыл к вам по поручению столь высокой особы, — сказал посетитель, — что не смею открыть ее имени.
Не иначе речь идет о Его Величестве, подумала мадам Гурдан. На руках у нее поблескивали бриллиантовые браслеты. Пухлые пальцы, унизанные перстнями, поглаживали дорогой черный бархат платья.
— «Дом Гурдан» к вашим услугам. Вы хотели бы взглянуть на кое-кого из самых красивых наших девушек, не так ли, мсье?
— Нет, я здесь затем, чтобы получить вашу подпись на документе.
Мадам Гурдан слегка изменилась в лице. Она не любила подписывать документы. К чему эти лишние хлопоты?
— Лучше объясните, какое у вас ко мне дело, — сказала она без прежней любезности в голосе, — а то я вас что-то не совсем понимаю.
— Полагаю, вы знаете молодую женщину по имени мадемуазель Вобарнье или мадемуазель Ланж?
Мадам Гурдан кивнула:
— Да. Прелестная девушка.
— Вы хорошо ее знали, мадам?
— Не так хорошо, как мне хотелось бы.
— Она служила здесь, в вашем заведении, не так ли?
— Вы коснулись самой большой неудачи в моих делах. Я бы охотно взяла ее к себе... Знаете, мсье, я не так глупа, уверяю вас. Иначе я не смогла бы так успешно вести свою торговлю, как вы сами понимаете.
— Так она не служила в вашем заведении? Мадам Гурдан отрицательно покачала головой.
— Но у меня с собой бумага, в которой сказано, что служила, — настаивал посетитель.
— Стало быть, эта бумага лжет. Кто утверждает это?
— Вы, мадам...
— Я?!
— Здесь сказано, что мадемуазель Вобарнье, или мадемуазель Ланж, некоторое время служила «в моем «доме Гурдан».
— Дайте-ка мне взглянуть. — Мадам Гурдан вскочила на ноги и заглянула в документ. — Ничего подобного я никогда не писала. Где эта запись?
— Она появится, мадам, если вы поставите здесь свою подпись.
— Понятно, — сказала мадам Гурдан, подозрительно прищурясь.
— Мадам, слишком важная персона хотела бы, чтобы вы подписали этот документ. Этот человек не приказывает вам этого. Он заплатит за вашу подпись. Столько, что даже вы, преуспевающая женщина, будете удивлены.
Взгляд мадам Гурдан по-прежнему оставался подозрительным. — Соглашайтесь, — сказал посетитель. — Вот перо. Подпись и деньги ваши. И не только деньги...
Она скрестила на груди руки, и взгляд ее из подозрительного сделался враждебным.
«Значит, правду говорят, — подумала она. — Нашла-таки Жанна дорожку в Версаль». Появление такого посетителя могло означать лишь одно: готовится церемония представления Жанны ко двору. Внезапно мадам Гурдан расхохоталась.