Перед самым отъездом Лайзы в театр я переговорила с ней.
Она была бледной и напряженной.
— Ты знаешь, я решилась на один отважный поступок, — сказала она. — Не знаю, что меня толкнуло на это. Я написала записку Родерику Клеверхему и пригласила его прийти сегодня в театр, так как я буду играть главную роль.
Я была поражена.
— Как ты полагаешь, что он подумает? — продолжала она. — Наверное, не придет?
— Но почему ты это сделала? — спросила я.
— Просто я чувствую, что мне необходимо, чтобы в зале были все мои друзья. Все, кого я смогу собрать.
— У тебя все будет хорошо, — сказала я. — Но не знаю, придет ли он.
— Он же говорил однажды, что хотел бы посмотреть мое выступление.
В тот момент я не могла думать ни о чем другом, кроме болезни мамы. Я жалела, что не могу немедленно обсудить это с Мартой. Чарли в это время в Лондоне не было. Он бы все понял и помог найти нужного специалиста. А мы собирались это сделать. Так решила Марта и я тоже.
В тот вечер я была довольна Робером. Он имел обыкновение заказывать ложу на все мамины спектакли заранее, так что мы могли использовать ее в любой момент по своему желанию.
Робера очень беспокоило состояние мамы, и я поняла, что могу быть с ним так же откровенна, как с Чарли.
— Меня это очень тревожит, — произнес Робер.
Я рассказала ему, что завтра мы собираемся настоять, чтобы мама показалась специалисту. Мы считаем, что доктор Грин не достаточно хорошо в этом разбирается.
— Ты думаешь, это в самом деле что-то очень серьезное?
— Видите ли, это повторялось уже трижды за такой короткий срок. Если она отказалась от сегодняшнего спектакля, значит действительно почувствовала себя совершенно больной. Так не может больше продолжаться. Мы боимся, что тому может быть какая-то причина, какая-то внутренняя болезнь.
— Она всегда выглядит такой жизнелюбивой.
— Здоровой, энергичной, — подсказала я. — Мне лучше было бы остаться с ней, но она и слышать об этом не хотела. Говорит, Лайзе будет нужна моя поддержка.
— Вот и мне она сказала то же самое. Ах, милая Дезире, она всегда думает только о других.
— Да. Я так за нее волнуюсь.
Он взял мою руку в свою и сжал ее.
— Мы обязательно что-нибудь придумаем, — пообещал он.
Я посмотрела вниз. В десятом ряду партера я заметила Родерика. Он взглянул вверх, на нашу ложу и помахал рукой. Значит, он все-таки пришел посмотреть Лайзу.
Я пыталась представить себе, что же будет дальше. В этот момент Долли вышел на сцену и произнес свою речь. Зрители были ошеломлены. По залу прокатился ропот.
Казалось, Долли потерял рассудок от горя: прижав ладонь ко лбу, он застыл в позе глубокой печали, потом отважно взглянул в зал.
— Дезире в отчаянии. Она надеется, что вы сможете ее простить. Поверьте, если бы она была в состоянии ступить на эти подмостки, она бы это сделала.
Один-два зрителя вышли из зала. С замиранием сердца мы ждали, что за ними последуют другие. Прошло несколько секунд в напряженном ожидании. Потом зал успокоился.
Зрители пришли насладиться спектаклем, это было частью их вечерней развлекательной программы и хотя, возможно, они не получат того, на что рассчитывали, все решили остаться.
Занавес поднялся. Запели хористки, ряд их разделился надвое и перед зрителями предстала Лайза. «Мадам, что вам угодно?» Она вложила в роль все, что могла. По-моему, у нее хорошо получилось.
«Господи, пусть она им понравится, » — молилась я.
В ложу бесшумно вошел Долли. Он молча сел, глядя больше на зрителей, чем на сцену.
Через некоторое время напряжение спало. Все шло не так уж плохо. Я почувствовала, что Долли позволил себе немного расслабиться.
В антракте он вышел. Робер сказал:
— Все идет хорошо, как ты считаешь? Эта молоденькая девушка… Она, конечно, не Дезире, но молодец, а?
— Да. Она в этой роли всего третий раз и с каждым разом все лучше и лучше, — согласилась я.
— Это для нее серьезное испытание.
Дверь приоткрылась, и в ложу заглянул Родерик.
— Привет! — воскликнула я. — Я видела тебя внизу, в партере. Робер, познакомьтесь, это Родерик Клеверхем, сын Чарли. Родерик, это мсье Робер Бушер.
Они обменялись рукопожатиями.
— Ты хорошо сделал, что пришел, — сказала я. — Лайза будет рада.
— Как себя чувствует твоя мама?
— Опять такой же ужасный приступ. Мы хотим уговорить ее показаться специалисту. Марта настаивает на этом и я с ней полностью согласна. Так больше продолжаться не может. Как тебе нравится спектакль?
— Очень нравится. Правда, я сижу далековато от сцены, но это лучшее, что я сумел достать почти перед самым началом спектакля.
Я взглянула на Робера и сказала:
— Это ложа мсье Бушера, и он любезно позволяет нам пользоваться ею.
— Конечно же, переходите к нам, — поспешил пригласить его Робер. — Здесь очень хорошо видно сцену, за исключением одного угла — правого. Но обычно ничего важного там не происходит.
— Это очень любезно с вашей стороны. Я с удовольствием так и сделаю.
— Ты надолго в Лондоне? — спросила я Родерика.
— Нет. Я всегда приезжаю на короткое время. Много дел дома.
— А твой отец?
— Он сейчас дома. Думаю, скоро он приедет в Лондон.
Зазвенел звонок. Занавес вот-вот должен был подняться. Я с интересом наблюдала, как Родерик следит за Лайзой.
— У нее хорошо получается, я рада, — сказала я.
Он кивнул.
И вот занавес опустился в последний раз. Лайза с нескрываемой благодарностью принимала аплодисменты. Они не были слишком долгими. Будь на ее месте мама, овациям не было бы конца.
Мы пошли к Лайзе в гримерную, чтобы поздравить ее с успехом. Она пребывала в странном состоянии, то и дело переходя от радости к отчаянию, и казалась очень хрупкой и легко ранимой. Мне стало жаль ее, и я чувствовала, что Родерик испытывает то же самое. Случай, на который она возлагала столько надежд, видимо, не оправдал ее ожиданий.
— А что, если я приглашу вас на небольшой ужин, — предложил Родерик, — вас, Ноэль и, может быть, мсье Бушера?
— Великолепная идея! — воскликнула Лайза.
Робер с извинениями отказался, а я сказала, что хочу поскорее вернуться домой, узнать, как себя чувствует мама.
У Лайзы вытянулось лицо, Родерик тоже выглядел расстроенным.
Робер сказал:
— А почему бы вам не пойти вдвоем? Именно это вам сейчас нужно, мадемуазель Феннел. Посидеть за ужином, расслабиться, снять напряжение. Ведь то, что вам сегодня пришлось пережить, это настоящий стресс, не так ли? Да, это пойдет вам на пользу — поболтать, посмеяться, забыться. Я отвезу Ноэль домой.