Остролист взял лежавший на столе пергамент:
— Это дал мне брат Ревунчик. Пергамент нашли в лапах брата Хэла.
Собравшиеся склонились над листом и стали читать написанное много лет назад. Вскоре они пришли к выводам, к которым до них пришел брат Хэл.
От имени всех заговорила Настурция:
— Что ж, теперь мы знаем, каким образом меч Мартина попал к Самкиму — удар молнии вышиб меч из флюгера, и он упал на землю. Но с какой целью, интересно знать?
В эту минуту вернулся Кротоначальник и сказал:
— Я отправил всех на розыски ласок, но пока никаких результатов. Меч Мартина тоже исчез.
Гневный голос Бреммуна прервал наступившее молчание:
— Исчез меч Мартина Воителя? Грязные хищники! Они дорого заплатят за это, когда попадутся нам в лапы!
Послышался стук в дверь, и вошел Тодд Иголка.
— Приветствую вас всех. К сожалению, не могу сказать вам «доброе утро», ибо оно совсем не доброе. Кротоначальник, ты вчера вечером проверял запоры на дверях?
— Я всегда делаю это, никогда не забываю. Тодд потряс тростью:
— Я-то знаю, что ты это делаешь. Но сейчас мы проверили все ворота, и восточные оказались незапертыми.
В наступившем молчании Кротоначальник одним духом выпалил дополнительную информацию, которой располагал:
— Исчезла также еда, которая была приготовлена для малышей в Большом Зале. И по всему залу были разбросаны спортивные принадлежности.
Аббатиса Долина встала:
— Как только похороним брата Хэла, мы отправим отряд на поиски ласок. Их нужно будет немедленно привести назад! А сейчас я должна идти прямо к Самкиму и рассказать, что ему не в чем себя упрекнуть.
Но у замочной скважины подслушивала Арула, и уже через мгновение она была на пути в изолятор.
Солнце позднего утра ярко освещало небольшую грустную процессию, направлявшуюся на кладбище аббатства Рэдволл. Там и состоялась церемония предания земле останков брата Хэла. Были венки и букеты полевых цветов. Труган почтительно положила на холмик горсть цветных камешков и маленькое гусиное перо как знак уважения к летописцу аббатства, а крошка Думбл положил рядом свою любимую куклу-мышку, сплетенную из соломы. Вера Иголка прочитала небольшое стихотворение:
— Ты жил среди нас, в этом доме живущих,
И встретил последний свой час,
Но в веснах грядущих и летах грядущих
Ты жив будешь в сердце у нас.
Пока на западной лужайке проходила эта печальная церемония, из окна первого этажа змеей выскользнула веревка. В мгновение ока Самким и Арула оказались на земле и бегом направились к восточным воротам. Кроме мешка со съестными припасами, Самким прихватил колчан стрел и лук, из которого была выпущена стрела, поразившая брата Хэла. Арула взяла большой прививочный нож и пращу с запасом камней. Друзья быстро открыли ворота и углубились в Лес Цветущих Мхов.
После похорон брат Остролист и аббатиса направились в изолятор. Аббатиса утирала глаза носовым платочком.
— Представляю себе, как расстроился бедняжка Самким из-за того, что не смог даже проводить брата Хэла в последний путь. Что ж, может быть, его несколько утешит то, что я предложила назначить его в поисковую партию, которая должна отправиться в погоню за ласками.
Дверь изолятора была широко распахнута. Остролист вошел, оглядел пустую комнату и взял в лапы наволочку с выведенной на ней углем надписью:
Это сделали ласки. Мы отправились за ними, чтобы вернуть их, и меч тоже.
Скажите брату Ревунчику, что это не я.
Не беспокойтесь, с Арулой и со мной все будет в порядке.
Самким
Старый лекарь сказал:
— Я чувствую, что меч Мартина не зря упал на землю рядом с Самкимом. Этот юноша отмечен судьбой, и ему послан знак. Отмени поисковую партию, Долина. Давай поверим Мартину Воителю.
Солнце начало медленно спускаться в море. В конце длинного летнего дня небо оставалось таким же безоблачным, как и утром. Одинокий Саламандастрон высился торжественной глыбой на фоне желтовато-коричневых песков.
Зайцы из Дозорного Отряда следили за окрестностями из кратера давно потухшего вулкана. Вооруженные и настороженные, они молча наблюдали приближение освещенной факелами орды, неуклонно продвигавшейся между дюнами.
Фераго Убийца шел на Саламандастрон!
Молодая зайчиха по имени Денежка нервно сглотнула, беспокойно водя лапой по тетиве лука. Бычеглаз мягко потрепал ее по загривку, когда проходил мимо:
— Спокойствие в рядах, Денежка!
Он перешел к другому новобранцу, Бережку, который сортировал камни для своей пращи:
— Как раз то, что нужно, парень. Первый бой, не так ли?
— Да, командир. Я решил набрать камней получше и открыть свой счет убитых хищников.
— То же самое сделал и я, когда был юнцом вроде тебя.
— Думаешь, они скоро будут здесь? — С этими словами Бережок проверил свою пращу, резко раскрутив ее.
— Не волнуйся, парень. Когда они придут, я буду рядом с тобой.
Бережок слегка расслабился, успокоенный присутствием ветерана. Не сводя глаз с приближающихся огней, он пробормотал:
— Владыки Урта все еще нет. Как думаешь, где он?
— О, он может быть где угодно. Не вздумай задремать, в любой момент могут принести ужин.
Бычеглаз двинулся мимо наблюдательного пункта, бормоча зайцам подбадривающие слова, одно его присутствие вселяло спокойствие в солдат Дозорного Отряда.
Внутрь горы, в крепость Саламандастрон, вели ходы, состоявшие из жилых помещений и залов, что придавало всему огромному сооружению вид первозданного муравейника. Некоторые помещения освещались факелами, другие — дневным светом из окон. В конце одного из таких коридоров огромный камень-валун был отвален в сторону, лампа заливала мягким золотистым светом небольшую комнату, в которой находился Урт. Именно здесь он обычно искал одиночества, когда разум его пребывал в смятении. Все стены были исписаны изображениями сцен из летописей Саламандастрона и его правителей-барсуков. Все они были здесь: Старик Броктри, Копьеносец Утесник, Синяя Полоса, Правитель Мудрый, Вепрь и Солнечный Блик. Это было таинственное место, исполненное премудрости барсуков. Урт Полосатый поставил фонарь на край камина и взял в лапы долото. Выбрав на стене чистое пространство, он начал высекать в камне собственный портрет. Закончив, он вынул из кармана фартука горсть сухих трав, которую затем поджег огнем из фонаря. Вскоре пещера наполнилась кольцами серого дыма, в котором чувствовался запах осеннего леса. Барсук заговорил речитативом, слова сами рождались в его голове, а он, словно в забытьи, продолжал долбить стену: