– Она не приживется, – сказал Крысун, наблюдая за его работой.
Охотник на это ничего не сказал.
– Говорю тебе: не приживется, – продолжал настаивать Крысун.
Глебу до смерти захотелось сказать охоронцу все, что он о нем думает. Но Глеб сдержался. Его терзало чувство вины: ведь выстрели он поточнее, и волколак-секач не смог бы подняться с земли и загрызть Айсарану.
Крысун, заметив его терзания, едко проговорил:
– Не мучь себя сомнениями, Глеб. Ты – всего лишь чужеземец, и охотник или воин из тебя никакой. Лучше бы ты отдал посох Перуна мне.
– Обойдешься, – глухо проговорил Глеб.
– Ну, как знаешь. В следующий раз волколак полакомится и твоими кишками.
Глеб побагровел, сжал кулаки и шагнул к тощему охоронцу. Громол мгновенно встал между ними.
– Не надо собачиться, – сказал он спокойно. – Глеб, у Крысуна черная душа и ядовитый язык. Но он нам нужен. Просто не обращай на него внимания.
Глеб отвернулся и разжал пальцы. Охотник помолчал немного, вздохнул и сказал:
– Вот, теперь нас трое. Мы миновали Моревские рудники и потеряли двоих. Впереди у нас Кишень-град. Да помогут нам боги пройти через него и остаться живыми.
7
Путники вышли из леса и в изумлении остановились. Перед ними простирался Кишень-град. Огромные белокаменные дома, величественные храмы, широкие улицы, наполненные людскими голосами и перезвоном колокола-троянды.
По улицам сновали люди. Торговцы и зазывалы бойко выкрикивали названия товаров, женщины сплетничали о новом наряде княжны, мужчины обсуждали последнюю охоту и спорили о размерах убитого моревского вепря. От печек несло запахом жареных пирожков. Дети бегали по улицам, таща за собой на веревочках чурбачки.
И вдруг небо озарила яркая вспышка. На мгновение люди застыли, уставившись в небо. А потом вдруг поднялся ужасный ураган. Он подхватил людей, лошадей, телеги с товаром и лавки со всем скарбом, взметнул все это в небо, покачнул дома и храмы, развалил их на части, превратил белокаменных красавцев в обрывки белого тумана и развеял их по ветру.
Крысун первым пришел в себя. Он тряхнул головой и пробормотал:
– Вот так видение!
– Мираж, – тихо, с замирающим сердцем, высказался Глеб.
– Морок, – мрачно проговорил Громол.
Каменные подклеты и полуразрушенные стены домов поросли травой.
Но самым ужасным было то, что земля вокруг домов была испещрена следами. На фоне звенящей тишины и явной заброшенности погостов эти следы выглядели противоестественно и ужасно.
Еще более удивительно выглядело небо над Кишенем. Оно было не голубым или серым, а грязновато-красным, почти бурым, и это несмотря на то, что до заката было еще далеко.
– К домам не суйтесь, – услышал Глеб голос охотника. – И будьте настороже. Нелюдь может напасть в любой миг.
Глеб передернул плечами.
– Хотел бы я знать, сколько уродов там прячется, – проворчал Крысун, поглядывая на разрушенные дома.
– Кто знает, – тихо отозвался охотник. – Пройдем через Кишень и выйдем в лес. Там должна быть тропа, и ведет та тропа к реке Протекайке.
– Может, все-таки обойти город? – неуверенно спросил Глеб. – Много времени мы не потеряем.
Громол покачал головой:
– Нельзя. Голодные прогалины сожрут нам ноги. Твой волшебный посох и мои стрелы против них – ничто.
– Ты ведь не видел эти прогалины сам? – прищурился Крысун.
Охотник покачал головой:
– Нет. Но добытчики сказывали…
– Да плевать мне на твоих добытчиков! – нервно проговорил Крысун. – Я тоже через Кишень идти не хочу. Что, ежели я в логово нелюдей провалюсь, а ты меня не вытянешь?
Громол хмуро на него взглянул и открыл рот для ответа, но тут в развалинах города что-то громыхнуло. Путешественники замерли, напряженно вслушиваясь в угасающее эхо. Крысун судорожно схватился за амулет, висевший на шее, и забормотал:
– Велес-медведь, накрой нас своей власяницей, спаси от живых мертвецов, не открывай перед нами врата Нави!
– Громол, – тихо обратился к охотнику Глеб. – Может, рассказы про голодные прогалины – вранье? Давай хотя бы попробуем. Будем перед собой палкой землю щупать. Если земля палку жрать начнет, мы тут же обратно повернем.
– Дело говорит чужеземец, – согласился с ним Крысун. – Лес здесь страшный, но град Кишень еще страшнее.
Несколько секунд охотник думал, потом кивнул и сказал:
– Добро. Мы попробуем обойти Кишень.
Лучше бы он этого не говорил. Гиблая чащоба в этом месте была особенно темной и мрачной. Деревья стояли черные, кривые, словно великаны, которые, увидев несущийся по небу огненный шар, заслонились от ужаса руками, пригнули головы, припали к земле и обратились в дубы, осины и пихты.
Подлесок был жиденький. Жухлая трава ржавого цвета, редкие, словно выгрызенные монстрами черные кустарники. Там и сям из влажной земли торчали странные грибы. Первое время Крысун внимательно к ним приглядывался, надеясь узреть лиловый гриб бессмертия, о котором ему рассказывал в кружале один пьяный промысловик. Потом, когда под ногами зачавкало сильнее, охоронец стал больше смотреть себе под ноги, чем по сторонам.
– Здесь очень страшный лес, – тихим от испуга голосом проговорил Крысун и поежился. – Я нутром чую, что быть беде.
Едва он это сказал, как в воздухе что-то мелькнуло, и ноги путников оторвались от земли. Миг – и они уже болтались в огромной сети, подвешенной к дереву.
Крысун отчаянно закричал и стал дергаться в сети, но чем больше он дергался, тем сильнее запутывался.
– Не шевелитесь! – крикнул Громол. – Это сеть Мамелфы! Теперь мы ее полонцы!
Крысун замер и с ужасом уставился на опутавшие его тело тонкие и прочные жгуты, которые, казалось, так и норовили впиться в кожу. Глеб сцепил зубы, чтобы не закричать от страха. Один только Громол выглядел спокойным, но Глеб заметил, что и его губы слегка побелели.
– Под нами не больше полутора сажен, – сказал он, глядя вниз. – Ежели удастся высвободиться, ног не переломаем.
Крысун тихонько заскулил.
– Угомонись, – сухо сказал ему охотник.
Крысун всхлипнул и спросил:
– Что она с нами сделает?
– То мне неведомо.
– Да чего там ведать! Скормит нас своим упырям, и делу конец! Духи лесные…
Крысун, перебирая амулеты, стал возносить мольбы всем богам. Громол, попробовав жгуты ножом и поняв, что их не одолеть, вложил кинжал в ножны и замер. Вероятно, не хотел растрачивать силы попусту и берег их для решающего боя.
Глеб, несмотря на то что был ни жив ни мертв от ужаса, решил поступить так же.