Не знаю, что со мной случилось, но во мне из-за глупого и досадного утреннего происшествия будто что-то перевернулось… а может, из-за Элиных слов…
– Могу и затруднить. Причина вовсе не серьезная. Все дело в платье, – объяснила я под изумленными взглядами всей нашей группы.
– Мила, у тебя неприятности? – Алла Дмитриевна близоруко щурилась, разглядывая меня так, словно видела впервые. Во многом это была правда. Я и сама видела себя такой впервые. Возможно, подростковые проблемы – это заразно, и я страдаю сейчас от Элькиной болезни?..
Я села на свое место, отмахнувшись от Наташки, пытавшейся выспросить, что со мной случилось.
Кровь глухо стучала в висках. Я впервые слушала лекцию, но не могла понять из нее ни единого слова. Цифры, всегда добрые ко мне, вдруг сомкнули хоровод, очертив магический круг. Хода за его границы мне не было.
– Мне надо поговорить с тобой. Будь в девять у памятника Пушкину.
– Кто это? Эль, это ты? Погоди…
– В девять у памятника, – повторила я, обрывая связь и выключая мобильник.
Спустя пару минут зазвонил домашний. Я не взяла трубку, ее подняла Мила. Прислонившись спиной к стене, я слушала ее растерянные: «Алло, кто это? Вас не слышно». И только когда она положила трубку, поняла, что все это время не дышала. Макс ничего не сказал Миле. Он уже сделал выбор в мою пользу, хотя, возможно, еще не признался себе в этом. Сегодня. Именно сегодня все и решится.
В комнату заглянула Эмилия и, скользнув по мне взглядом (я уже за столом, над раскрытой тетрадью – чем не апофеоз примерной ученицы), вновь пропала в гостиной.
Уже сегодня я увижусь с Максом, и у меня будет один-единственный шанс.
Если, конечно, увижусь. Если он придет.
«Стоп! – велела я себе. – Хватит и одной истерички на семью, нечего переживать заранее, пока еще ничего не случилось. Придет – и точка. Я знаю. Никуда не денется».
Ровно в восемь я выходила из дома. Стоило дойти до остановки, чтобы понять: новые туфли изготовлены если не в Испании, то уж точно по испанской лицензии – на манер знаменитого испанского башмачка, любимого орудия инквизиции. Они казались колодками, надетыми на мои бедные ноги. Разумеется, это не могло помешать мне по-прежнему двигаться к намеченной цели. При входе в автобус я покачнулась, и незнакомый парень подал мне руку.
А еще говорят, что дело не в тряпках. Если бы я была в старых джинсах и разношенных кроссовках, он даже не посмотрел бы в мою сторону (интересный парадокс: в этом случае его помощь и не понадобилась бы)…
За окном темнело, и я, взглянув на свое отражение в зеркале стекла, удовлетворенно улыбнулась. Ведь можешь же, Эль, можешь, если захочешь. Красота – во многом дело настроения. Пока я не хотела быть красивой – оставалась обычной, фактически незаметной среди других девчонкой, эдаким рубахой-парнем. Но стоило появиться Максу – и я преобразилась, словно по мановению волшебной палочки.
Пожалуй, кое за что стоит сказать Милке спасибо.
У памятника я была на полчаса раньше, с трудом отыскала укромное убежище и сняла пыточные туфли, чтобы немного дать ногам передохнуть. Бедные мои ножки, они не привыкли к подобным испытаниям. Ну ничего, не это главное. Главное – моя цель, и нет ничего, чем я не пожертвовала бы ради нее. Я человек действия и предпочитаю идти вперед.
Шуганув пару подвыпивших молодых людей (говорю же, что неимоверно хороша сегодня!), я продолжала наблюдать за площадкой перед памятником.
Ровно в 20.50 из метро появился Макс. Растерянно огляделся, остановился, косясь на собравшуюся у памятника публику (ой, ведь совсем забыла, что это – место встречи людей нетрадиционной ориентации), и закурил.
«Пусть подождет! – думала я, входя в новую для себя роль покорительницы сердец. – Чем больше ждет, тем сильнее обрадуется встрече».
Я думала, что ожидание усиливает чувства, но Макс, похоже, считал иначе, потому что, постояв совсем немного, он резким движением затушил сигарету и решительно повернул к метро.
Дьявольщина! Пришлось сунуть ноги в ненавистные туфли и броситься к нему.
Я догнала его уже у входа в подземный переход.
– Макс!
Он обернулся, и я, не давая ему времени прийти в себя или высказать наверняка подготовленную фразу, впилась в его губы поцелуем.
Мне удалось его ошеломить. Думаю, еще ни одна девушка не встречала его так. Его губы пахли дымом и ментолом и были твердыми и горячими. Обжигающе горячими. Наверное, целую минуту я полагала, что все кончено, а игра проиграна, но затем он ответил на поцелуй! Он целовал меня с ничуть не меньшим пылом и удовольствием, чем я его!
Сердце бешено стучало где-то в районе желудка (интересно, с чего это оно туда провалилось?), мимо нас проходили люди, а мы стояли прямо на пути у них и, забыв обо всем, самозабвенно целовались.
Это было по-другому. Не так, как с Ковалевым. Интереснее, острее и не так противно (или я уже начинаю привыкать? Я вообще-то учусь быстро).
– Ты совершенно необычная девушка, – сказал Макс, когда мы, наконец, оторвались друг от друга.
– А ты думал? – я усмехнулась. У меня вовсе не было в этом уверенности, но рискнуть, честное слово, стоило. – Любая после меня покажется пресной, правда, Макс?
Он посмотрел на меня. Я было по привычке напряглась, что не такая стройная, как Мила, но тут же одернула себя: зачем на нее равняться? Ее-то он отверг. И ради кого? Ради меня! МЕНЯ! Сердце выделывало в груди немыслимые кульбиты, должно быть, возомнив себя звездой цирковой арены. Макс, не мигая, смотрел на меня, а я чувствовала себя дурой, потому что не знала, что дальше делать. Опыта обращения с парнями у меня не было, а он как раз пригодился бы сейчас. Мысли заметались в поисках выхода: сказать Максу, что люблю его, или молчать, ожидая, пока он сделает первый ход? Надо было повстречаться с кем-нибудь, чтобы сейчас чувствовать себя уверенней.
Как ни забавно, мое замешательство, похоже, сыграло на пользу.
Макс осторожно взял мои руки и сжал в своих горячих ладонях.
– Да, я действительно недооценил тебя.
Потом мы шли рядом по ночной Москве – мимо равнодушных фонарей, проносящихся по шоссе машин, и говорили, говорили. Я болтала какую-то чушь, мы смеялись над чем-то и снова целовались. Я чувствовала, будто в груди горит лихорадочный огонек. Даже тесные туфли больше не беспокоили, и только по возвращении домой обнаружилось, что я стерла ноги до крови.
– Эля, нельзя гулять так долго, я уже начала беспокоиться, – упрекнула меня мама, вышедшая из гостиной в теплом махровом халате и с неизменной книжкой в руках.
– Все в порядке, мамочка! Просто сегодня мне все удается! – сказала я, чмокнув ее в щеку.