– Ненавижу нечисть. – Затем поднял голову и хмуро проговорил: – Однако куда подевался Бельмец? Где носит этого прохвоста?
– Я здесь, Первоход.
Барыга вышел из сумрака и боязливо подошел к лавке. Посмотрел на трупы четырех стригоев, сглотнул слюну и сказал:
– Обычно они ведут себя смирно. Видимо, почуяли в тебе ходока.
Глеб прищурил недобрые глаза и холодно произнес:
– Значит, так ты теперь ведешь свои дела, Бельмец?
Бельмец сделал постное лицо и пробормотал:
– Виноват.
– Виноватых бьют. И плакать не дают. Какого лешего ты связался с темными тварями?
Бельмец некоторое время молчал, затем проговорил, не глядя ходоку в глаза:
– В тяжелое время живем, Первоход. Людям нынче доверия нет.
– А стригоям есть?
– Я знаю, чего от них ждать. Им, окромя кровушки, ничего не надобно. А с людьми – страшно. Улыбнется тебе в лицо, а как повернешься – ножик под лопатку воткнет. Другие барыги тоже начали себе нечисть в подручные брать. С темными тварями спокойнее.
– Правильным путем идете, товарищи, – с холодной иронией процитировал знакомый слоган Глеб. – Но мне с вами не по пути. Я уж лучше по старинке, с людьми. Где товар, за которым ты бегал? – холодно осведомился он.
– Силки Зигвуда? – поднял голову барыга. – Изволь!
Он сунул руку в карман дорогого кафтана и осторожно, словно вещь, сделанную из тончайшего стекла, извлек из него мерцающий, полупрозрачный клубок ниток.
– Вот твои Силки, друг. – Он так же осторожно протянул клубок Глебу.
Тот, однако, не спешил брать вещь в руки.
– Эти Силки и вправду так опасны, как о них говорят?
– Да, Первоход. Никогда не знаешь, как эта штука поведет себя в сражении и кого она выберет в качестве жертвы. Ходок, который продал мне ее, сказал, что тут все дело в душе. Но я так и не понял, что он имел в виду.
Глеб осмотрел клубок, потом сунул его в карман охотничьей куртки и поднялся с лавки. Бельмец подобострастно улыбнулся.
– Первоход, кажется, ты кое-что забыл.
– О чем ты?
Барыга вытянул вперед правую руку и легонько потер большим пальцем об указательный.
– Деньги, Первоход. Ты должен мне три золотых.
– Ах да.
Глеб вложил в протянутую ладонь Бельмеца три золотые монеты.
– Бывай здоров, барыга! Желаю, чтобы твои темные охоронцы не срезали тебе голову с плеч!
Он повернулся, прошел несколько шагов и растворился в сумерках.
День выдался теплый и почти по-летнему солнечный. Гулять в такой день по лесу – одно удовольствие. Впрочем, Первоход не гулял, он сидел в засаде. Час, другой, третий… На исходе третьего часа сквозь ветки бузины он увидел то, что ожидал увидеть. На обочине большака появилась черноволосая девушка с чуть раскосыми глазами. Одета она была как дочь зажиточного купца.
Некоторое время девушка стояла, напряженно к чему-то прислушиваясь, затем неторопливо пошла по большаку в направлении чащи.
Глеб быстро поднялся на ноги, раздвинул кусты и вышел на большак.
– Эй, колдунья! – окликнул он.
Девушка остановилась и резко оглянулась. При виде Глеба на лице ее отобразилась тревога. Впрочем, длилось это всего секунду, а уже через мгновение лицо ее вновь приобрело дерзкий и спокойный вид.
– А, это ты, ходок! – насмешливо проговорила она.
И вдруг – исчезла. Глеб с растерянным видом завертел головой. Откуда-то со стороны послышался звенящий, словно колокольчик, девичий смех. Ближайший вересовый куст слегка шевельнул зелеными веточками, хотя никакого ветра не было. Глеб мгновенно сорвал с себя плащ, прыгнул на куст и накрыл его плащом.
И, о боги, что тут началось! Куст начал биться, кричать и рваться под плащом, но Глеб держал крепко и лишь ухмылялся в ответ на отчаянные вопли.
– Бейся, бейся, милая, – проговорил он, еще сильнее наваливаясь на оживший куст. – От меня не убежишь. И не вздумай снова превращаться в воду – накину тряпку, а потом выжму в пустой бурдюк и заткну пробкой!
Наконец, биения и содрогания под плащом прекратились.
– Отпусти меня, ходок, – взмолилась из-под плаща юная колдунья. – Я сделаю все, что ты захочешь.
– А не врешь?
– Не вру.
Глеб ослабил нажим и сунул руку под плащ, но вскрикнул и снова выдернул ее наружу.
– Ах ты, ведьма! – разозлился он. – Ты еще и кусаться! Ну, я тебя…
– Я не ведьма, – тоненько проговорила девушка из-под плаща. А укусила я тебя с перепугу. Отпусти меня, дяденька. Отпустишь – стану тебе верной служанкой. Клянусь Макошью!
Глеб улыбнулся, схватил плащ за край и сдернул его с девушки. Она быстро выпрямилась и отпрыгнула в сторону. Затем запрокинула голову и засмеялась. Смех у нее был громкий, переливчатый и очень заводной.
– Ты чего? – нахмурился Глеб.
– Глупый, самонадеянный ходок! – со смехом проговорила девка. – Нешто ты думаешь, что во всем Хлынском княжестве нет человека умнее и хитрее тебя?
Ответить Глеб не успел. За спиной у него послышался легкий шорох. Он оглянулся, но недостаточно быстро – тяжелая дубовая булава ударила его по темени.
И настал бы Первоходу конец, кабы за малую долю мгновения до этого не успел он чуть отвести голову. Удар пришелся по касательной, однако силы его хватило для того, чтобы в голове у Глеба все зазвенело, а перед глазами запрыгали искры.
Глеб рухнул на землю и откатился в сторону. Что-то ударило в то место, где он только что лежал. Еще не совсем придя в себя, Первоход снова откатился, потом вскочил на ноги.
Разбойников было пятеро. Все рослые, вооруженные до зубов и со свирепыми рожами. Они снова ринулись в бой, но Глеб увернулся, быстро выхватил из кармана полупрозрачный клубок и швырнул его в юную колдунью. Затем вырвал из кобуры ольстру и положил ее цевьем на ладонь.
Брошенный им клубок раскрылся в воздухе, как сплетенный из тончайших нитей зонт, и накрыл девушку с головой.
Рухнув на землю, колдунья забилась в прозрачном шаре, ткань которого казалась похожей на ту легчайшую и тончайшую материю, из которой сделаны крылья стрекоз, пчел и мух.
– Что ты со мной сотворил, ходок?! – отчаянно кричала она. – Что ты со мной сотворил?!
– Поймал в Силки Зигвуда! – ответил Глеб, держа разбойников на прицеле. – Это самые прочные силки на свете, и разорвать их не под силу даже медведю-кодьяку!
Лица разбойников посуровели еще больше, а их пальцы, сжимающие рукояти мечей и боевых топоров, побелели от напряжения.