– Советник, если вы что-то знаете о местонахождении Менериха.
– А почему, собственно, я должен что-то знать о нем? – резко перебил Советник.
– Вы – один из самых сильных магов Лагора. А, по некоторым слухам, Менерих…
Гармата осекся, поняв, что превысил дозволенные полномочия, а Советник сдвинул брови, чуть подался вперед и отчеканил:
– Менерих не маг. У вас нет никаких доказательств этого.
– Да, но.
– Не зазнавайся, лагориец! – прорычал Советник. – Помни, с кем ты говоришь!
Гармата закусил губу, сделал над собой усилие и низко поклонился.
– Прошу прощения, маг, – глухо проговорил он. Советник откинулся на спинку кресла и высокомерно произнес:
– Твое время истекло, наблюдатель. Теперь ты должен покинуть мой дворец.
– Да, Советник.
Гармата снова низко поклонился, затем развернулся и зашагал к двери. Два стражника пошли вслед за рыцарем, чтобы препроводить его до ворот. Когда шаги их стихли в отдалении, один из магов с плохо скрываемым гневом произнес:
– Мой господин, эти рыцари совсем зазнались. Пора бы их приструнить.
– Властитель Лмерк сам решит, кого ему «приструнять», – сухо проговорил Советник. – А ты, маг огня, просто делай свою работу и не забивай голову вещами, о которых тебе по долгу службы думать не полагается.
Маг огня низко поклонился в знак того, что принимает каждое слово начальника без возражений.
– Теперь оставьте меня, – сказал Советник, обращаясь ко всем магам сразу. – Я хочу отдохнуть.
Маги принялись чертить пальцами в воздухе какие-то знаки – и стали бесшумно исчезать один за другим. Их наместник устало прикрыл глаза и, положив руки на подлокотники кресла, расслабил свое грузное, стареющее тело.
Старая, потемневшая от времени и сырости каменная кладка. Каменный пол. У стены – деревянные нары с тощим тюфяком, набитым соломой. Впереди, слева и справа, – железная решетка. По соседству, за решеткой, – другие узники.
Воздух в темнице был темен и сыр. В полумраке Вершинин не имел возможности как следует разглядеть своих соседей, но отчетливо слышал их негромкие голоса.
– Скажу тебе честно, Адран, моя деятельность в должности советника сильно походила на лотерею, – говорил один. – Подпишешь распоряжение, примешь решение, а потом сиди и гадай: то ли тебя наградят поместьем в Орсенвальме, а то ли подведут к известному всем сооружению с намыленной петелькой и накинут эту петельку тебе на шею?
– Да, друг, приятного мало, – согласился с ним другой. – Но при демократии и торжестве общественного мнения тебе было бы ничуть не лучше. Будучи советником Лмерка, ты зависел только от его воли и настроения, а при власти общественного мнения тебе пришлось бы стать марионеткой черни.
– Это не так. Политик должен согласовывать свои действия с мнением большинства граждан. Глас множества – это глас Незримого Создателя.
– Не о том вы толкуете, сидельцы, – хрипло вмешался третий голос. – Вам пора подумать о собственной незавидной участи. Завтра-послезавтра петельки, про которые вы говорите, затянутся на ваших тощих шеях. И тогда никакой глас большинства вам уже не поможет.
– Ты излишне пессимистичен, Урс. Всем известно, что после смерти каждый лагориец попадает в один из низших миров с возможностью последующей реабилитации.
Андрей приподнял с тюфяка голову и удивленно вгляделся в полумрак.
– Прошу прощения, – заговорил он. – Про какие такие низшие миры вы говорите?
– Про такие, как твоя Саргория, – ответил ему хриплый голос Урса.
Вершинин нахмурился:
– Вы в самом деле думаете, что ваш Лагор – центр и вершина Вселенной?
На это хриплый голос ничего не ответил, зато ответил другой, который Андрей услышал первым:
– Конечно, Лагор – первое и главное творенье Незримого Создателя. Создатель сконструировал его силой своей мысли. Впрочем, некоторые изощренные умы считают, что Лагор – всего лишь сон Создателя и, когда он пробудится, Лагор исчезнет. А вслед за Лагором исчезнут и другие миры, которыми Лагор оброс, как днище корабля – ракушками.
– А я слышал, что другие миры – всего лишь тени, отбрасываемые Лагором от света, который излучает Незримый Создатель, – сказал голос, который вступил в беседу вторым.
Андрею подобный взгляд на вещи показался диким. Он сел на нарах, опустив ноги на каменный пол, немного помолчал, а затем сказал:
– Вы считаете наш мир низшим, но поверьте, он не сильно отличается от вашего.
– Да ну? – насмешливо отозвался хриплый голос. Послышался тихий, многоголосый смех.
– Эй, парень, ты у нас впервые? – спросил кто-то из узников.
– Да, – ответил Вершинин.
– А тебя не удивил тот факт, что ты понимаешь нашу речь?
– Удивил, но.
– Но что?
– Я подумал, что это какое-то свойство здешнего воздуха.
– Правильно подумал. Воздух Лагора снисходителен и милостив к гостям. Наша речь для тебя – всего лишь невнятная, чудаковатая абракадабра. Но ты слушаешь ее – и понимаешь. В твоих ушах она звучит привычно, верно?
– Верно, – тихо ответил Андрей.
– Лагор подстраивается под тебя, странник, хоть ты этого и не заслуживаешь.
– Вы хотите сказать, что воздух Лагора. обладает разумом? – с изумлением проговорил Андрей.
– Как и все, что сотворил Незримый Создатель. Воздух, которым вы дышите в вашей Саргории, – мертвый. Что-то вроде углекислого газа, который вы выдыхаете после того, как глотнули свежего горного воздуха. Теперь ты видишь, что ваш мир – всего лишь тень, жалкое подобие нашего.
Голова у Андрея шла кругом. Сжав виски ладонями, он попытался обдумать все, что услышал. С полминуты все молчали, а потом тот голос, который рассказывал ему про воздух Лагора, вздохнул и горестно произнес:
– Одна беда, сарг, – наш мир меняется. Хронофаги хорошо над ним поработали, и многие уверены, что Лагору приходит конец.
– И мне вместе с ним, – с горечью проговорил Вершинин. – Через час, а может быть и меньше, меня сожрут неведомые твари. Похоже, ваш Лагор – это мой кошмарный сон, от которого мне не суждено проснуться.
– Ни с кем ничего нельзя сделать вопреки его желанию, – веско проговорил кто-то из узников. – Запомни это, юный сарг.
Андрею было что возразить, однако он не успел. Лязгнул замок, и дверь его клетки со скрипом распахнулась.
– Пора, сарг! – прорычал старший стражник и дал знак двум мордоворотам, следовавшим за ним.
* * *
Кроваво-красное солнце Лагора едва взошло, и влажный воздух был холоден. Ветер развевал Андрею волосы, и двое стражников, держащие его за руки, отвернули уродливые лица, чтобы ветер – резкий, пронизывающий, неистовый – не обжег им щеки.