– И зачем этим темным понадобился этот Ключ? – нахмурившись, осведомилась Лиза.
– Мы полагаем, что они собираются открыть Заповедные Врата и впустить в ваш мир Зло.
– Какое зло?
– То, которого вы больше всего боитесь и о котором ваши древние пророки предупреждали в священных книгах.
– Намекаете на «Апокалипсис»? – неуверенно уточнила Лиза.
– Да, в том числе, – сказал лагориец и взял последний кусок пиццы.
Лиза нахмурилась еще больше:
– И где находятся эти Заповедные Врата? Гармата покачал головой и проговорил с набитым ртом:
– Я не знаю.
– А они? Маги-изменники знают?
– Думаю, что нет. – Гармата с сожалением посмотрел на опустевшее блюдо. Потом вздохнул и пояснил: – Но у них есть подсказка. Появляясь в мире, Ключ сам дает ее. Это что-то вроде.
Лагориец запнулся, подыскивая подходяще слово, и Вершинин пришел ему на помощь:
– Инструкции по эксплуатации. Гармата улыбнулся и кивнул:
– Да, верно. Иногда это огненные буквы, как на пиру библейского царя Вальтазара. Иногда – символы на прибрежном песке, которые смывает волна. А может быть, просто граффити на стене. Инструкция появляется в разном виде, но неизменно одно – она всегда есть. И она всегда неявная. Ее нужно расшифровать.
– Зачем такие сложности? – удивилась Лиза. Лагориец виновато улыбнулся, как бы оправдываясь за то, что говорит непонятно, а затем объяснил:
– Ключ не любит случайных людей. Он – часть Великого Проекта.
– Какого еще проекта?
– Того самого, благодаря которому существует Судьба. Ключ этот дается в руки далеко не каждому. Он любит победителей, а побеждают только смелые и благородные духом.
Вершинин усмехнулся:
– В этом ты ошибаешься, Гармата. В нашем мире выигрывает не честный и справедливый, а расчетливый.
– Расчетливый ум никогда не сможет подняться над мыслью о корысти и убытках, – возразил лагориец. – А что есть смерть, как не убыток? И что есть жизнь, как не корысть? Тот, кем движет корысть, опасается смерти. Значит, такой человек – трус.
Андрей посмотрел на рыцаря с сочувствием.
– М-да. – вздохнул он. – Тяжело тебе у нас придется.
Гармата улыбнулся, протянул руку и взял со стола бутылку с недопитой водкой.
– Гармата, это не вода, – напомнил Андрей.
– Я знаю. – Он свинтил крышечку и, запрокинув голову, сделал пару хороших глотков.
Андрей с Лизой переглянулись.
– Он еще и алкоголик, – тихо пробормотала Лиза. Вершинин взялся за бутылку и с усилием отвел ее от губ лагорийца:
– Ты выпил уже треть бутылки.
– И что? – вскинул брови Гармата.
– Это слишком много.
– Чем больше воды, тем выше корабль. Не бойся, мой друг. Я ведь рыцарь! – И он отхлебнул еще глоток.
– И все-таки тебе хватит.
Вершинин вынул бутылку из разжавшихся пальцев Гарматы, закрыл ее и поставил подальше.
– Зря ты так, – сказал тот. – У нас в Лагоре тоже есть крепкие вина. И я. И мы. Мы его.
Веки Гарматы медленно закрылись, а голова опустилась на подушку. Он уснул.
Андрей посмотрел на рыцаря и констатировал:
– Готов. Наше пойло будет покрепче лагорийского. Лиза встала с кресла, взяла плед и аккуратно укрыла Гармату. Потом повернулась к Андрею:
– До рассвета еще часа три. Тебе тоже надо поспать. Вершинин кивнул:
– Да, пожалуй.
– Я постелю тебе в гостиной?
– Хорошо.
– Только помоги мне достать постель с антресолей. Андрей поспешно поднялся на ноги, и они подошли к высокому шкафу.
Кода он передавал свернутый пододеяльник Лизе, пальцы их на мгновение соприкоснулись.
Они несколько секунд смотрели друг на друга: Лиза – спокойно и выжидающе, Андрей – слегка растерянно и смущенно. Потом глаза Вершинина блеснули. Он взял девушку за руку и тихо проговорил:
– Знаешь, Лиза.
– Что? – так же тихо спросила она и слегка подалась ему навстречу.
– Я.
– Мерзкие сарги! – хрипло проговорил вдруг Гармата.
Андрей выпустил руку Лизы и обернулся.
Лагориец по-прежнему лежал на кровати. Но его губы приоткрылись, и изо рта вырвалось змеиное шипение. А затем тот же неприятный голос проговорил, вещая из утробы спящего рыцаря, как из радиоприемника, поймавшего случайную волну:
– Я доберусь до вас, сарги… Где бы вы ни прятались, я до вас доберусь.
Лагориец сомкнул губы, тяжело вздохнул, потом перевернулся на бок, пробормотал во сне нечто нечленораздельное и затих.
Андрей внимательно вгляделся в лицо рыцаря, но оно было спокойно и безмятежно, как у младенца. Вершинин повернулся к Лизе и, нахмурившись, проговорил:
– У него был тяжелый день.
– У тебя тоже. – Лиза улыбнулась и вручила Вершинину постельное белье. – Держи. Неси на диван, а я пока поищу подушку.
Андрей резко сел на постели и открыл глаза, но тут же снова зажмурил их. В окно ярко бил солнечный свет. Из соседней комнаты донеслись громкие голоса. Он откинул одеяло, поднялся с дивана и быстро натянул джинсы и футболку.
Потом сунул ноги в тапочки и зашагал в комнату, из которой все это время доносились голоса Лизы и Гарматы. Судя по всему, разговор у них шел на повышенных тонах. По крайней мере, со стороны Лизы.
Войдя в комнату, он услышал горестный Лизин крик:
– Ты хоть понимаешь, что сломал его?
– Он оскорбил меня.
– Что случилось? – спросил Вершинин, протирая сонные глаза.
Лиза дунула на каштановую прядь волос, упавшую на лицо, и гневно произнесла:
– Твой друг убил телевизор!
– Как убил? – Андрей перевел взгляд. Телевизор был разрублен ровно пополам, и обе половины валялись на черной резной тумбе.
Лагориец тоже посмотрел на сломанный телевизор и презрительно осведомился:
– Из какого мира явился этот нечестивец?
– Из «Эльдорадо», – убитым голосом отозвалась Лиза.
Гармата хмуро наморщил лоб:
– Эльдорадо? Кажется, так вы называете страну, полную золота? – Он сдвинул брови. – Судя по тому, каким невежей и негодяем был этот подлый телевизор, в Эльдорадо творится полный беспредел.
Лиза открыла было рот, но не нашлась, что сказать, и посмотрела на Вершинина. Тот пожал плечами и, едва сдерживая усмешку, осведомился у лагорийца: