Видбор взглянул на пальцы матушки и нахмурился.

– Евдокия… – проговорил он, тяжело, будто с трудом, ворочая языком. – …Ты не понимаешь, о чем просишь. Я еще не настолько очерствел сердцем, чтобы губить тебя.

– Видбор, мальчик умрет, если мы не сделаем этого!

– Ты ошибаешься. Гиблое место не несет людям избавления, оно несет только смерть.

Евдокия прищурилась.

– А как же пробуди-трава, которую Первоход принес княжне Наталье и которая исцелила ее от смертельной немощи?

– Это все вранье.

– А что, если нет? Я пойду в Гиблое место, Видбор. С тобой или без тебя. Так каков будет твой ответ?

– Мой ответ будет «нет!», – отчеканил Видбор. – И лучше тебе совсем об этом забыть.

Проповедница долго молчала, кусая губы. Наконец, заговорила:

– Хорошо… Тогда я снова поищу среди ходоков. Кто-нибудь из них согласится мне помочь.

– Нынче мало ходоков, – возразил Видбор угрюмым голосом. – Те из них, которые решаются пойти в Гиблое место, берут за это огромные деньги серебром и золотом. У тебя нет таких денег.

– Я могу продать усадьбу отца! – порывисто заявила Евдокия.

– Это не поможет, – сказал Видбор. – Болото подступило к твоей усадьбе вплотную, и нынче она ничего не стоит.

Щеки Евдокии вспыхнули.

– Что ж, тогда я пойду одна! – выдохнула она дрожащим от негодования голосом.

– Не зная дороги, ты заблудишься в лесу, – вновь возразил Видбор. – Погубишь и себя, и мальчика.

Кровь отлила от щек матушки Евдокии, зеленовато-карие глаза блеснули недобрым светом, и она выпалила:

– Уходи, Видбор. Не хочу тебя больше видеть!

– Что? – не поверил воевода своим ушам.

– Уходи! – гневно повторила Евдокия. – Убирайся! И больше не показывайся мне на глаза!

Видбор открыл рот, затем снова закрыл его, с усилием сглотнул слюну и тяжело выговорил:

– Вот, значит, как. Ты выгоняешь меня из-за того, что я отказался тебя погубить. Что ж… – Он нахлобучил на голову шапку и повернулся к коню.

– Убирайся! – выкрикнула ему вслед матушка Евдокия, тряхнув маленькими кулаками. – И забудь дорогу к моему дому!

Видбор молча сел на коня. На проповедницу он больше не смотрел. Да и Евдокия не стала ждать, пока он уедет со двора, не махнула, как обычно, рукой, не проводила добрым взглядом, но резко повернулась и быстро зашагала к избе.

– Глупая девчонка, – с досадой произнес Видбор, глядя на удаляющуюся стройную фигурку, закутанную в черное платье. – Даром что проповедница… В голове сущий ветер.

Он досадливо крякнул, повернул коня и направил его к большаку.

4

С наступлением сумерек жизнь в Порочном граде ожила. По узким улочкам, отделяющим кружала от срамных домов, сновали купцы и пьяные бродяги. Время от времени в игровых домах, где шла бойкая и шумная игра в кости и в карточки, открывались двери, и охранники вышвыривали очередного проигравшегося в пух и прах игрока.

Высокий рыжеволосый человек спрыгнул с телеги и швырнул возчику медную монетку.

– Выпей за мое здоровье, приятель!

– Отчего ж не выпить – выпью, – пообещал возчик, вновь взялся за поводья и тронул телегу с места.

Рыжеволосый огляделся и негромко изрек:

– Все-таки в дерьме что-то есть, ведь миллионы мух не могут ошибаться.

Он поправил на поясе чехол с торчащей из него черной ручкой выжигателя и зашагал к самому большому кружалу. Походка его была легка и бесшумна, словно у хищного зверя. Да и во внешности его было что-то звериное. Рыжая щетина так густо покрывала щеки, что напоминала стриженую шерсть. Лицо, узкое и худое, было вытянуто вперед, и нос с выпяченной верхней губой слегка напоминали звериную морду.

Войдя в кружало и услышав завывание рожков, гул голосов и грохот сдвигаемых кружек, рыжеволосый улыбнулся, словно попал в родную стихию.

– Эй, братец! – окликнул он целовальника.

Тот подошел, окинул рыжего безразличным взглядом и спросил:

– Чего подать?

– А чего есть?

– Олус, березовица, брага, квас, сбитень, водка…

– Водку, – оборвал перечень целовальника рыжий. – Дай мне стопку водки.

Целовальник небрежно поставил на деревянную стойку оловянный стаканчик и плеснул в него водки из оловянного кувшинчика. Рыжий взял стаканчик, выдохнул через плечо, затем резко выпил и хлопнул стаканчиком об стойку.

– Уф-ф… – сипло проговорил он. – Дрянь, конечно, но бодрит. А теперь скажи мне, братец, где тут у вас начальство?

– Чего? – не понял целовальник.

– Ну, где тут у вас самый главный?

– Ты про Крысуна Скоробогата?

– Если он главный, то про него.

Целовальник приосанился и произнес голосом торжественным, почти благоговейным:

– Господин наш Крысун располагается наверху, в своих покоях.

– Ну да, – кивнул рыжий незнакомец и криво усмехнулся. – Где ж ему еще и быть, как не наверху. Начальство всегда забирается на самую верхотуру. – Рыжеволосый подмигнул целовальнику, швырнул на стойку монету и зашагал к лестнице.

Целовальник повернулся в сторону начальника Избора, беседующего о чем-то у двери с группой охоронцев, и тихонько свистнул. Когда начальник Избор подошел к стойке, целовальник указал ему на рыжего и сказал:

– Вон тот спрашивал про Крысуна.

Избор взглянул на удаляющуюся спину незнакомца.

– Ждан! Липа! – окликнул он своих людей, резко повернулся и зашагал за незнакомцем.

Два охоронца быстро последовали за ним.

Рыжий ступил ногой на ступеньку, намереваясь подняться наверх, но охоронцы догнали его и преградили ему путь. Избор, подошедший сзади, положил руку на плечо незнакомцу и холодно поинтересовался:

– Далеко навострился, парень?

Рыжий глянул на него, перевел взгляд на охоронцев, снова оглянулся на Избора и сухо вопросил:

– Может, уберешь лапу с моего плеча, здоровяк?

– А то что?

Рыжий пару мгновений пристально смотрел в глаза Избору, затем с явным усилием улыбнулся и сказал:

– Я не хочу ни с кем ссориться, здоровяк. Просто проводи меня к Крысуну Скоробогату.

– Зачем он тебе?

– Хочу предложить ему выгодное дельце.

– Что это за дельце?

– Извини, здоровяк, но тебя это не касается, – ответил рыжий незнакомец и посмотрел на Избора спокойным, небоязливым взглядом.