Похолодало. Щеки путников стегал ветер, посыпавшая вдруг снежная крупа забиралась за вороты кафтанов, замерзшие ноги каменели, но остановиться и разжигать костер было нельзя. Никто не разговаривал, и даже Хлопуша перестал ворчать и сомкнул побелевшие от холода губы.

Солнце уже закатилось за верхушки деревьев, и значит – нужно было спешить. Глеб чувствовал себя отвратительно, но он скорее бы умер, чем показал друзьям свою слабость.

Постепенно все его мысли сосредоточились на одном – выдержать, не застонать и не остановиться. Колючая пыль припорошила его одежду и шапку, выморозила лоб и щеки.

«Долго ли еще?» – спрашивал себя Глеб, снова и снова прислушиваясь к своей боли, как к темному, говорливому существу, чей жуткий язык был понятен лишь ему одному.

– НЕТ! – отвечала боль. – УЖЕ РЯДОМ!

И Глеб, стиснув зубы, шагал дальше. Наконец он остановился и оперся рукою на ствол дерева. Дыхание его было тяжелым, на побелевшем лбу выступили крупные капли пота. Прошка подошел, легонько коснулся пальцами его руки и участливо спросил:

– Больно, Первоход?

– Больно, Прохор, – выдохнул Глеб и облизнул пересохшие, потрескавшиеся губы.

– Видимо, уже совсем близко? – спросил Рамон.

– Видимо, так, – ответил Глеб.

Лес вокруг был жуткий. Влажную землю покрывали огромные ржаво-черные папоротники. Дальше виднелись сухие осины и густой, тоже корявый и спутанный в какие-то невообразимые колтуны орешник.

– Дремучее место, – прогудел Хлопуша и поежился. – И как их угораздило забраться в такую глушь?

– Ты про скоморохов?

– Угу.

Глеб взглянул на замшелые стволы деревьев, на их мрачные, перепутанные ветви.

– Гиблое место умеет заманивать путников в свои сети, – пояснил он.

– И правда, похоже на сети, – согласился Прошка. – Где же нам искать эту пещеру?

Глеб, сжав зубы, снова прислушался к своей боли.

– Близко, – выдохнул он. – Уже близко. Идем!

Они двинулись дальше. Вскоре земля снова зачавкала под ногами, а спустя еще немного почва превратилась в настоящее болото. Топь была неглубокая, однако жидкая. Кое-где ноги проваливались по колено, покуда не нащупывали скользкое дно.

Уже в сумерках болото, наконец, осталось позади. Путешественники, ворча и ругаясь, уселись на пни и принялись вытирать сапоги о ржавую осоку и сухие заросли таволги.

Впереди виднелся косогор, склон которого густо порос липами, кустами орешника и редкими вязами. Почва здесь была глинистая, покрытая кое-где тонким слоем мха.

Глеб вдруг замер, а затем болезненно процедил:

– Совсем рядом. Плечо будто клещами дерут. Надо идти.

Он поднялся первым, поправил перевязь, кобуру и колчан и снова пошел вперед. Хлопуша, Рамон и Прошка, едва перебирая ногами, двинулись за ним. Вскоре путешественников стали донимать комары. Хлопуша и Прошка нарвали пучков полевицы и отмахивались ими от назойливых комаров. Глеб и Рамон шли вперед молча и невозмутимо, будто комары облетали их стороной.

– Совсем остервенели, сволочи, – ворчал Хлопуша, отмахиваясь от гнусов. – Жалят, что твои осы. Да еще норовят в самые глаза.

Наконец они вышли на большую, поросшую вереском поляну, несколько минут шли по ней, замечая, что вереск постепенно вытеснила березовая поросль.

– Скоро совсем стемнеет, – недовольно проговорил Хлопуша. – А по всему видать, что впереди еще одна топь. Может, разбить лагерь здесь?

Все посмотрели на Глеба. Он отрицательно покачал головой:

– Нет. До пещеры не больше версты. Надо идти.

Хлопуша наморщил лоб:

– Полно тебе, Первоход. Ты ведь не знаешь этого наверняка. Здесь хорошее место для лагеря, а впереди будет только хуже. Вон и Прошка еле ворочает ногами. Пожалей хотя бы мальца.

– За себя говори! – взвился Прошка, сверкнув на Хлопушу сердитыми глазами. – Я пойду туда, куда скажет Первоход!

Хлопуша стушевался и отвел взгляд.

– Да разве ж я спорю? – прогудел он. – Я как все. Но мы давно идем, не мешало бы передохнуть. Сейчас бы развести костерок да посушить обувку. Ноги до мяса сопрели.

Верзила хотел добавить еще что-то, но Глеб поднял руку, делая знак замолчать, и внимательно к чему-то прислушался. Вдруг лицо его осветила улыбка, и он громко сказал:

– Это здесь!

– Чего здесь? – не понял Хлопуша.

– Пещера! – Глеб кивнул подбородком на косогор. – Вон там. Под гнилыми ветками.

– Там пещера? – удивился Прошка.

– Да.

Воздух от сумерек стал совсем темным. Перед косогором, покрытым чернолозом и перекрученными в жгуты березами, лежал рухнувший полусгнивший дуб. За ним виднелись гнилые колодины. Чуть в стороне темнела заполненная грязью канава.

– Не знаю, как вам, ребята, а мне чуток не по себе, – сильно понизив голос, проговорил Хлопуша. – Что, ежели в пещере притаилась тварь?

– Ты не в первый раз в Гиблом месте и знаешь, что делать с темными тварями, – сказал на это Рамон.

Верзила вздохнул:

– Я-то знаю. Так ведь и тварь знает, что делать со мной.

Подул ветер, и Рамон поежился.

– Холодает, Первоход. И сумерки сгущаются, а мы в Гиблом месте. Может, все-таки разведем костер? Ты присядь и отдохни, а мы…

– Тихо! – резким шепотом оборвал его Глеб и навострил слух.

Странники замерли и тоже вслушались в звуки вечернего леса. Глеб облизнул пересохшие губы.

– Вы слышали это?

– Чего? – севшим от волнения голосом спросил Хлопуша.

Глеб холодно усмехнулся:

– Кажется, к нам идут гости.

– Гости?

– Да, гости. Они все время шли за нами. И теперь, похоже, нагнали. – Глеб хрипло перевел дух. – Я ведь говорил, что вернемся мы не все. Однако выбор у нас, ребята, небольшой: либо сдохнуть, либо превратиться в темных тварей.

– Это как всегда, – заметил Рамон и вынул из-за пояса обоюдоострые кинжалы.

– Иначе и не бывало, – поддержал его Хлопуша и с лязгом вытянул из ножен свой огромный гофский меч.

– По-другому уже не будет, – охрипшим от волнения голосом сказал Прошка и дрожащей рукой выхватил из золоченых ноженок меч-скрамасакс.

Глеб снял с пояса арбалет и негромко приказал:

– Прячемся за поваленное дерево. Быстро!

Едва путники спрятались за поваленный дуб, как ветви вереска затрепетали, и из колючих кустов, опутанных черным вьюном, вышли лысые твари.

4

– Вот и гости, – тихо проговорил Глеб и поднял арбалет.