Френсис и, зевнув, снова закрыл глаза: - Дай мне еще полежать минутку,
Паркер. Если я задремлю, ты меня потряси.
Но Паркер тут же начал трясти его.
- Вставайте скорее, сэр. Мне кажется с миссис Морган что-то случилось:
ее нет в спальне, а тут я нашел какую-то странную записку и нож. Быть может,
это вам что-нибудь объяснит. Я, право, не знаю, сэр...
Френсис одним прыжком вскочил с постели; с минуту он не отрываясь
смотрел на кинжал, затем извлек его из дерева, прочел и снова перечел
записку, словно никак не мог понять смысл двух простых слов: "Прощай
навсегда".
Но еще больше, чем записка, поразил его кинжал, воткнутый между глаз
Леонсии; глядя на отверстие, оставленное кинжалом в тонком картоне, Френсис
вдруг отчетливо вспомнил, что уже видел это когда-то, - и сразу в его
памяти возник дом королевы на берегу озера: вот они все стоят возле золотого
котла, смотрят в него и каждый видит свое. А ему тогда привиделась Леонсия,
и между глаз у нее торчал нож. Френсис даже снова воткнул кинжал в
фотографию и еще раз посмотрел на нее.
Объяснение напрашивалось само собой. Королева с самого начала ревновала
его к Леонсии, и здесь, в Нью-Йорке, обнаружив ее фотографию на туалетном
столике своего мужа, сделала столь же верный вывод, как верен был удар
стального клинка в мертвое изображение. Но где она сама? Куда она девалась?
Чужая в самом буквальном смысле слова всем и всему в этом огромном городе,
наивная, неискушенная душа, считающая телефон волшебством, Уолл-стрит -
храмом, а бизнес - нью-йоркским богом, она, должно быть, чувствует себя
здесь все равно как обитательница Марса, свалившаяся вдруг на землю. Где и
как провела она ночь? Где она сейчас? Да и жива ли вообще?
Френсису явственно представился морг с рядами неопознанных трупов,
потом - берег океана, на который прилив выбрасывает тела утопленников...
Вернул его к действительности Паркер.
- Не могу ли я быть чем-нибудь полезен, сэр? Быть может, позвонить в
сыскное агентство? Ваш батюшка всегда...
- Да, да, - поспешно перебил его Френсис. - Был один человек,
услугами которого он пользовался особенно охотно, - молодой такой, он
работал у Пинкертона... Ты не помнишь, как его фамилия?
- Бэрчмен, сэр, - быстро ответил Паркер, направляясь уже к двери. -
Я сейчас же пошлю за ним.
И вот Френсис в поисках своей жены вступил на путь новых приключений,
которые открыли ему, исконному нью-йоркцу, такие стороны и уголки жизни
огромного города, о которых он до этого времени не имел ни малейшего
представления. Королеву искал не только один Бэрчмен - с ним работало еще
около десятка сыщиков, которые прочесали весь город вдоль и поперек, а в
Чикаго и Бостоне работали под его руководством другие сыщики.
Жизнь Френсиса в этот период никак нельзя было бы назвать однообразной:
на Уолл-стрите он вел борьбу с неизвестным противником, а дома отвечал на
бесконечные вызовы сыщиков, требовавших, чтобы он летел то туда, то сюда, то
еще куда-нибудь для опознания какого-то только что найденного женского
трупа. Френсис забыл, что значит спать в определенные часы, и привык к тому,
что его могут вытащить в любое время из-за стола или даже из постели и
погнать неизвестно куда для опознания все новых и новых трупов. По сведениям
Бэрчмена, ни одна женщина, отвечающая описаниям королевы, не покидала
Нью-Йорк ни поездом, ни пароходом, и он продолжал старательно обыскивать
город, убежденный, что она все еще здесь.
Таким образом, Френсис побывал и в Мэттенуэне, и в Блэкуэлле, и в
тюрьме, именуемой "Гробница", и в ночном полицейском суде. Не избежал он и
бесчисленных вызовов в больницы и морги. Однажды его даже свели с только что
задержанной магазинной воровкой, на которую в полиции не имелось карточки и
чью личность никак не могли установить. Не раз он сталкивался с
таинственными женщинами, которых подручные Бэрчмена обнаруживали в задних
комнатах подозрительных гостиниц, а на какой-то из пятидесятых улиц
Вест-Сайда он наткнулся на две сравнительно невинные любовные сценки, к
величайшему смущению обеих пар и своему собственному.
Но, пожалуй, самым интересным и трагическим было то, что он увидел в
особняке Филиппа Джэнуери, угольного короля, которому этот его особняк стоил
десять миллионов долларов. Какая-то неизвестная красавица, высокая и
стройная, явилась в дом Джэнуери неделю назад, и Френсиса вызвали посмотреть
на нее. При Френсисе она была столь же невменяема, как и в течение всей
недели. Ломая руки и обливаясь слезами, она бормотала страстным шепотом:
- Отто, ты не прав. На коленях заверяю тебя, что ты не прав. Отто, я
люблю тебя и только тебя. Никого, кроме тебя, Отто, для меня не существует.
И никого никогда не было, кроме тебя. Все это ужасная ошибка. Поверь мне,
Отто, поверь, иначе я умру...
И все это время на Уолл-стрите продолжалась борьба против так и не
обнаруженного могущественного противника, начавшего, по общему мнению
Френсиса и Бэскома, решительное наступление на состояние молодого магната,
- наступление с целью уничтожить Френсиса.
- Только бы нам продержаться, не пуская в ход "Тэмпико петролеум"! -
от души пожелал Бэском.
- У меня вся надежда на "Тэмпико петролеум", - отвечал Френсис. -
После того, как будут поглощены все ценные бумаги, которые я могу выбросить
на рынок, я пущу в бой "Тэмпико петролеум", - это будет равносильно
вступлению свежей армии на поле почти проигранного сражения.